ВОСПОМИНАНИЯ ОФИЦЕРА РOССИЙСКОГО ФЛОТА ИВАНА РОЗОВА В РЕВОЛЮЦИОННОЙ СМУТЕ. ИЗ ПЕТРОГРАДА В БИЗЕРТУ.

26 мая 2021 Paul Loukine Комментарии Нет комментариев

ГЛАВА 2.

ПЕТРОГРАД, АПРЕЛЬ 1916 — МАЙ 1917.

5-го апреля 1916 г. окончились экзамены, которые сошли для меня благополучно.

Окончились экзамены, которые для меня сошли благополучно. Но, были и провалившиеся, немного.

По возвращении в Питер они ушли в разные военные, пехотные училища: так нашей 4-ой смены славный гардемарин Константин Хуциев (грузин-уроженец Екатеринодара) ушел по собственному выбору в Московское Константиновское военное училище. Ему, бедняге, не повезло: через год-два он был убит при взятии своего родного Екатеринодара, в каких-нибудь ста метрах от своего родного дома. Вечная память!

Середина апреля 1916 г. (отпущен на двухнедельный отпуск)

Вернувшись поездом из Владивостока в Петроград¹ в середине Апреля, вся наша 3-ья Рота «черных» гардемарин (приема 1915г.) сразу же была отпущена в двухнедельный отпуск по своим родным домам.

Я с моим земляком – однокашником — Николаем Кажайя,² наскоро собрали свои необходимые вещи («киса»³ и «малый чемоданчик «, из морской парусины), и в тот же день нашего прибытия в О.Г.К.-ссы, срочно отправились трамваем на Николаевский вокзал, что в конце Невского проспекта.

**Николаевский вокзал в Санкт-Петербурге**

С нами отправлялось и много других наших сотоварищей (Андрюша Каплинский,⁴Римский-Корсаков,⁵Боголюбов Петр) -все Южане- и все мы спешили к вечернему 10-ти часовому «скорому» поезду Петроград-Москва-Севастополь. Мы, с Кажайем, должны были ехать с пересадкой в Синельникове, а оттуда езды до нашего «родного» Екатеринослава всего лишь двадцать минут. В общем, в Екатеринослав приезжали около 8-9-ти часов утра.

**Екатеринослав (В настоящее время Днепропетровск)**

Ясное солнечное небо, усеянное, высоко несущимися в синеве лазури, клочками белых «перистых» облачков, чистый бодрящий весенний воздух полей, в особенности после Курска, молодые приветливые лица молоденьких барышень, сидящих с нами в купэ вагона, легкость наших молодых лет, еще не знавших уныния, и вечно улыбающиеся от внутренних мечтаний беззаботной юности, а также и некоторого самоощущения себя, вроде как уже настоящего «морского волка» и предстоящей встречи с родными, не ожидающими моего внезапного приезда, так как я их не извещал телеграммой, все это делало наше путешествие (полтора дня пути!) весьма приятным, чудесным. И думалось — как хорошо жить на свете!

Середина апреля 1916г. Приезд в Екатеринослав.

Многие из наших моряков уже покинули нас в Курске, в Лозовой, так-что на Екатеринославском вокзале мы остались с Кажайем вдвоем, когда поезд уже малым ходом, описывая дугу, вдруг остановился и мы выскочили на перрон. Наскоро пожавши руки (до скорого обратного возвращения в Питер), мы уселись на трамвай и покатили каждый в свой дом.

Подымаясь в гору по Гимнастической улице, на высоте Казенного винного склада,⁶ увидел, стоящего у калитки склада нашего старого сторожа Василия Ивановича. И на первой трамвайной остановке (по Пушкинскому Проспекту !) соскочил с трамвая и торопливо пошел к калитке.

Угол улицы Гимнастической (в настоящее время улица лейтенанта Шмидта) и проспекта Пушкина (вблизи места в котором проживал Иван Розов)

Сторож Василий Иванович еще издали увидел меня, и, узнав меня, осклабился до зубов. Мы с ним смачно разцеловались и обменявшись несколькими фразами, я «полетел» внутрь складского двора в наш жилой дом.

Из окна второго этажа, меня увидела наша сестренка Натунька и я увидел, как она побежала меня встречать. Быстро шагая к дому, встретил Машуню и Нюсю Кулиш (дочка отцовского помощника, старшего механика склада), два-три слова и побежал навстречу, спускающейся по лестнице Наташа всю сияющую улыбкою. Расцеловались, «а наши еще все дрыхнут. Вот приятный сюрприз!»

У самой двери нашей квартиры я говорю сестре «молчи!, я сам постучу «. На мой стук слышу голос мамы -кто там?. Нарочно изменив до баса свой голос, отвечаю » это я!». Мама очевидно не узнала, но все же приоткрыла двери бросилась мне на шею. Нацеловавшись, вошли в дом, а там, можно сказать, «бранль-ба»: » Ваня приехал, вставайте! «

Повторять не пришлось, и все, кто в чем был, выскочили, и пошло общее целование. Дядя Миша (глухонемой) увидев, что все побежали, и сам вскочил, и ковыляя, последовал за всеми. Он был очень рад, так как я был его любимцем. У нас оказывается гостили брат Викентия Ивановича Фефера с женой («зернышко»). Добежали сообщить новость на первый этаж семье тети Гвоздевой.

Радость всеобщая! Разспросы! . В доме стояла общая радость.

Федя уже поступил вольно-определяющим в местную 34-ую Артиллерийскую бригаду, из которой в скором времени поехал в Питер, где был принят в Михайловское Артиллерийское Училище

Некоторые из моих товарищей по реалке тоже поступили в военные училища, кто в пехотное, кто в артиллерийское, кто в Кавалерийское училища, горя желанием скорее поехать на Фронт бить немцев.

Через час, напившись чаю, побежал являться к Воинскому начальнику. Какое же было мое удивление и негодование, когда я, раппортуя по уставу свое прибытие в Екатеринослав на «побывку», увидел, что вoинским начальником оказался Поручик Павел Александров ( бывший муж моей сестры Маши!)

Я, сдерживая свой гнев, спросил: «как? ты здесь?, в тылу, а не на фронте?». С еле заметным смущением он ответил » Да, я устроился здесь!». Сухо попрощавшись, я козырнул и вновь побежал домой.

Первые два дня пробыл дома в кругу наших родичей, делясь взаимно — а народу было много! -всеми новостями с сентября 1915г. У нас, слава Богу, пока еще все были живы. На третий день начал ходить с визитами по друзьям и знакомым. Посетил свое Реальное училище, учителей, директора Финакова и многих товарищей, еще не призванных на военную службу.

Зашел во 2-ую Женскую Городскую Гимназию навестить своих младших сестричек.

Время летело быстро и две недели отпуска промелькнули как один день?. Хотелось-бы и еще задержаться на пару дней, но нельзя было запаздывать в О.Г.К. к началу 2-го учебного года.

30-го Апреля 1916г. Конец отпуска. На поезде – Екатеринослав — Севастополь — Москва.

Распрощавшись с родителями, сестрами, тетей и братом и со всеми друзьями и знакомыми, я укатил на вокзал к вечернему восьмичасовому «скорому» поезду.

На перроне вокзала меня уже ждал мой товарищ Гардемарин Кажай. Наши домашние провожали нас до самого отхода поезда. В общем настроение у всех было бодрое. Мама и тётя Идя остались дома, чтобы зря не прослезиться. Раздался третий звонок и поезд дрогнул, забуксовавший колесами и запаривший, и, вокзал с провожающими поплыл назад.

И, доставши наши пенковые трубки, туго набитые ароматным табаком, и зажегши его, мы пустили клубы синеватого дыма, продолжая задумчиво смотреть в сторону исчезнувшего вокзала. На сердце было и грустно и радостно от внутреннего сознания, что, ведь, по настоящему мы стали военными «моряками» Российского Флота.

Через двадцать минут мы уже были в Синельникове. А еще через несколько минут мы пересели на пришедший с юга, из Севастополя, поезд №5 -прямой до Петрограда. Сели в купэ и через некоторое время вздремнули. На утро, в Лозовой, в Харькове и других станциях к нам стали подсаживаться и прочие товарищи-гарды. И так мы, черные гардемарины, спешили не опоздать к началу учебного года в О.Г.К. Прекрасная солнечная погода и поэтому у всех нас радостно на душе.

В дороге, на больших станциях, почти все выскакивали из поезда, щегольски прогуливаясь по перрону между публикой В вокзальных буфетах на скорость хлебали горячий чай (закусывая бутербродами с ветчиной) или просто выпивали стакан шипящего лимонада, и опять спешили к своим вагонам и катили дальше, попыхивая из трубок, приятно пахшим, синим дымком заморского табака «кэпстэна», силясь поскорее выдохнуть его носом, дабы не закашляться самому.

Дорогой заводили знакомства с молоденькими девицами (соседками по купэ), и так, в веселых разговорах-флиртах время летело быстро и радостно, подобно, мчащему нас к милому Северу, «скорому» поезду.

И мы по прежнему продолжали катить — все выше и выше к Питеру. Вот уже промелькнули — Курск, Белгород, Орел, Тула. По мере приближения к Москве, селения стали гуще встречаться на нашем пути.

Остановка в Москве.

В Москве решили малость подхарчить в вокзальном буфете, пока наш вагон «Севастополь-Петроград», окружным путем, будет к вечеру перетягиваться с Курского на Николаевский вокзалу Прекрасно подхарчивши, решил использовать каких ни будь 2-З часа и проведать свою сестру Машу, которая училась в Строгановском Институте на курсе живописи и изваяний.

Застал ее дома откуда она потащила меня в магазин -«Мюр и Мюрелиц». где она делала угольные наброски в своей черновой тетрадке хорошеньких молодых продавщиц, (это работа для Института). Оставалось мало времени и распрощавшись, я вернулся на Курский вокзал.

На поезде Москва — Питер (Николаевская железная дорога).

Прочие товарищи уже почти были все. Ночь пролетела быстро и наш поезд, несясь по совершенно прямому пути Николаевской железной дороги вплоть до самого Питера, мощно разрезая свежий утренний воздух своей высокой стальной грудью и изредка пронзительно посвистывая, неизменно приближал нас к конечному пункту.

Еще одна последняя короткая остановка на станции Любань. Времени только наскорость проглотить стакан горячего чая с лимоном, мы начали, прогрессивно замедляя ход, резать предместья столицы. остановились у перрона Николаевского вокзала. По линии прокатился лязг, ударяющих друг о друга стальных буферов вагонов. Все гарды высыпали с легким багажом в руках и, слегка придерживая на ходу свисающие палаши, бьющие по ногам, почти бегом хлынули через главный выход к нашему трамваю (№7), идущему в Гавань на Васильевский остров с остановкой вблизи номера 92 Большого Проспекта, т.е — у нашего 0.Г.К.

Прибыли в 0.Г.К (Васильевский остров, Большой Проспект № 92)

С легким трепетом, по очереди являлись Дежурному Офицеру, щелкнув каблуками, вытянувшись в струнку и держа руку «под козырек», четко рапортовали: «Г-н Мичман ! Гардемарин Третей Роты 0.Г.К. -Розов- является, прибыв из отпуска! «

После чего каждый из нас направлялся в большой зал нашей Роты. Это было огромное высокое помещение с зеркально начищенным паркетом, с множеством больших окон, выходящих во двор Училища.

Вдоль стены у окон стояли парты-конторки где устроены «розэты» для телеграфного «морзэ» (это было устроено для практических, почти каждодневных занятий со специалистами «радиотелеграфистами».

Конторки были вместительными для учебных пособий (книг, тетрадок, готовален) каждого гардемарина. У входа в Ротный зал стоял маленький столик для дежурного по Роте (на каждые 24 часа) гардемарина.

В противоположной окнам стене находились две большие входные двери, ведущие в спальное помещение, с огромными окнами выходящими на Большой Проспект; с внутренней стороны каждого окна спускалась массивная бархатная штора, которая плотно закрывала окно, в особенности от проникновения света «белых петербургских ночей. Для нас, южан, по началу трудно был привыкнуть к этому замечательному феномену северных полярных ночей, когда на улице можно было свободно читать газету.

Кровати в спальне были разставленны в порядке «смен» Роты, от 1-ой до 8-ой.

У офицеров гардемаринские койки (правофланговые в каждой смене) были отмечены железной дощечкой с красным номером на высоте человеческого роста, а для прочих номер был черного цвета.

В глубине главного зала Роты находилась дверь, ведущая в нашу » кают-компанию » («клуб» и «курилка»).

В другом месте находилась общая «умывалка» и недалеко от «цейхгауза» нашего «каптенармуса» находилась «раздевалка» с большим железным «шарового» цвета шкафом и помещением для шинели и бушлатов и вообще личных вещей.

Кроме того на том же этаже находилось большое классное помещение и рядышком несколько малых классов для занятия «сменами», или для единичных «зубрильщиков», ибо были и таковые.

Артиллерийские классы (со сто двадцати миллиметровым орудием «Канэ», и, с 6-ти дюмовым «Викерсом»), «минные» классы с новейшими аппаратами «Уайтхеда» на подвижных качающихся «корабельных установках-палубах», «мины заграждения» и т.п.. Все находилось в самом нижнем помещении по близости большого гимнастического зала. Пирамиды с новыми японскими, винтовками (трехлинейками) стояли, вдоль внутренней стены нашей гардемаринской спальни.

В общем, что и говорить, вся организация О.Г.К.: Высшее руководство, Офицерский и преподавательский состав Классов вместе с превосходными специалистами (Кондукторами) и унтер-офицерами действующего Флота были верной гарантией отменной подготовки будущих мичманов.

Вся внешняя обстановка была весьма проста и мила, невольно располагая сердца нашего брата, гарда, к ревностному учению. Такова была внешняя и внутренняя наружность Отдельных Гардемаринских Классов. И в этом помещении нам предстояло пробыть 32 месяца, включая сюда время пребывания в двух практических плаваниях -заграничном (Тихоокеанском) и внутреннем (по Амуру и Болонскому озеру и Охотскому морю в направлении Камчатки).

Форма «черных гардемарин».

Oблик черного гардемарина О.Г.К-ссов 3-ьего Приема (1915) в обычной форме: длинная черная шинель, черные погоны с золотым галуном, фисташкого цвета башлыком под погонами и длинный морской палаш (В полированной ножне, приятным малиновым звоном бренчала, -при ходе- маленькая серебреная монетка в пять копеек), и черная фуражка (по сезону), обрамленная черной лентой с золотой надписью -«Отдельные Гардемаринские Классы», и, с разветвляющимися двумя хвостиками сзади, всегда играющимися по ветру и иногда захлестывающими по щекам. Надраенные черные ботинки и, ко всему этому -белые замшевые перчатки, купленные на Невском Проспекте (в Питере) в известном специальном магазине Гвардейского Экономического общества.

**Невский Проспект в Санкт Петербурге** **в начале 19-го века**.

Несколько слов о социальном сословном уровне нашей 3-ей роты.

Несколько слов о социальном сословном уровне нашей 3-ей Роты приема 1915г. (будущем Третьем выпуске 0.К.Г.): принятые по конкурсу Аттестатов и Свидетельств в возрастном смысле это был молодняк от 18 лет, причем предельный возраст был 22г. Это были, по преимуществу, реалисты, гимназисты, коммерсанты, несколько кадет столичных Корпусов, лицеистов, не окончивших Университета, политехников, семинаристов.

Одним словом это были дети наших русских патриотов -отцов и матерей, воспитавших нас в духе нашей эпохи начала 20-го века, периода после «Плевны»⁷ и «Шипки» ⁸ с «Сант Стефанским «миром,⁹ и дыхание, надвигающейся в воздухе революции, не могло не оставить следа на моральном воспитании нашего юношества!

Правильно, можно было бы назвать политические симпатии нашего 3-го Выпуска, термином «К.М» (конституционная монархия)?, хотя, среди нас были (но мало!) и махровые монархисты. В общем же, полагаю, что термин «кадет» может довольно правильно охарактеризовать истинное состояние политических вкусов нашего брата, при этом добавлю, что большинство из нас в политике ничего не понимали, так как ею не занимались. Кроме этого у каждого из нас перед носом стояла «учёба», да еще и серьезная: сорвешься на экзаменах, вылетишь из училища!

К началу Учебного года вместо официальной нормы в 120 человек было принято: 135 человек, но окончивших полный курс О.Г.К. в 1918 года было всего лишь около 100 гардемаринов.

Система прохождения учебного курса была репетиционная. Каждый предмет изучали по частям, сдавая их проверочным репетиционным экзаменом, а по окончании целого курса предмета следовала генеральная репетиция, и по прохождении всей учебной программы О.Г.К. следовал выпускной экзамен.

Таков был общий порядок хода учебной жизни нашего Училища.

Май 1916г. Так наступил серьезный второй год теоретической учёбы

Так наступил серьезный год теоретической учебы, с непрерывными зубрежками, репетициями и экзаменами. Многим из наших товарищей-гардов пришлось, из-за трудности, покинуть наше славное О.Г.К. и перейти в другие военные училища. Было грустно расставаться с друзьями, с которыми нас крепко связало первое плавание на Востоке. Общее число нашей 3-ей Роты уменьшилось человек на двадцать! И каждый из нас начал еще более заниматься учёбой, как говорится «нет худа без добра»!

Наша жизнь протекала ровно в течении недели: с понедельника и до субботнего полудня -учёба, а после обеда и до вечера воскресения -отпуск. Местные, питерские гардемарины, обыкновенно ходили в отпуска к родным, с ночевкой. Другие шатались по городу, по знакомым, по кинематографом, возвращаясь в училище в любое время, по желанию.

Обыкновенно в отпуск ходили группами по несколько человек, силясь не зевать, дабы не пропустить отдать «честь» встречным офицерам, адмиралам, генералам. Полагалось отдавать честь, становясь во фронт. По началу это становление во фронт высшим чинам нас увлекало, в особенности, когда мы ходили группами в несколько человек. И когда замечали встречного адмирала или генерала, то еще издали мы начинали вытягиваться в линию с расчетом остановиться от чествуемого офицера за четыре шага, предварительно давая четко ногу и печатая ею с нажимом по тротуару.

Когда приходили на требуемую Уставом дистанцию, то головной ведущий останавливался, сухо ударяя подошвой о тротуар, поворачивался в пол оборота на лево, щелкая каблуками, и, придерживая левой рукой палаш, правую руку молодцевато подносил к головному убору и, делая равнение на право слегка вздернутым носом и медленным движением головы в сторону проходящего «начальства » и «пожирая» его глазами, ждал момента, когда Адмирал поравняется и тогда вновь быстро поворачиваясь на каблуках на пол оборота на право, и также быстро и «сухо» отсекал правую руку, опуская ее вниз, незаметно нащупывал средним пальцем шов брюк правой ноги давал «полный вперед». Тоже проделывал и каждый последующий гардемарин. И когда все это проделывалось бодро и молодцевато, то вся линия принимала свой обычный вид «будущего» адмирала. И присутствие случайных барышень среди прохожего-люда повышало у каждого из нас чувство внутреннего самоудовлетворения.

Изменение «физиономии» среднего обывателя Питера (май 1916г).

В дни отпусков, начиная с майя 1916г, бросалось в глаза заметное изменение «физиономии» среднего обывателя Питера: город был переполнен серыми солдатскими шинелями проезжающих «фронтовиков», спешащих на кратковременную побывку по своим родным семьям. Все столичные красно-крестные госпиталя переполнены ранеными солдатами, огромное количество которых неизменно приливало с действующего фронта.

Легко раненных приводили группами в кинематографы. Русское Земство крайне заботилось о «культурном» просвещении армейских чинов, застрявших в Питере. При чем выбор кинематографической программы был на редкость «национальным»: припоминается случай посещения нашей группой черных гардемарин-земляков одного Васильево-Островского кинематографа. На большущей афише, наклеенной над входом кинематографа, аршинными буквами черными по белому следовало название фильма: «Умер бедняга в больнице военной». И когда мы вошли в зрительный зал и уселись с трудом в центре, то увидели среди публики 90% раненых солдат, с забинтованными головами, перевязанными руками, с костылями промеж коленей, у многих грустные, изможденные страданиями, лица.

И вся эта публика с искренним вниманием впилась глазами на освещенный белый экран, на котором отчетливо показывалась незавидная доля мученика, «героя-защитника» своего Отечества, русского солдата, и это все под музыку тапера, с усердием отбивающего на клавишах, измученного пианино, всем известный мотив русской дореволюционной песни — «умер бедняга в больнице военной, много, родимый, страдал».

И в этот момент нашему брату — черному гарду, ясно почувствовалось — как революционная подпольная организация подрывала веру в авторитет .высшей .Власти, вселяя недоверие. даже в свой Медицинский персонал, самоотверженно работающий для блага Русского народа.

Прибавить к этому нерадостные зачастую вести с Фронта, измены в тылу, недостаток производства артиллерийских снарядов, винтовок, патронов и всяческого необходимого военного снаряжения, то действительно можно было заметить приближение национальной катастрофы.

Проституция и пьянство, не смотря на официальное преследование, работали все в том же деморализующем духе.

Во время этого второго периода нашей учёбы в столице начали появляться длинные очереди, по началу за хлебом, а потом за различными продуктами и у других продовольственных лавок и кооперативов.

В воздухе почувствовался недостаток продуктов первой необходимости — хлеба, мяса, соли, сахару и тому подобных вещей. Служилое городское население начало ощущать недостаток во всем, но главное -в хлебе! Приходилось становиться в эти бесконечные хвосты очередей с вечера и ждать до раннего утра да и еще и при непогоде, при дожде или при морозе.

И в этих очередях совершенно логично зарождалось недовольство своей административной Властью, и даже существующим государственным строем. Стали искать и судить «виновников» неудачной внутренней, да и внешней, политикой «Власти». Революционные подпольные агитаторы, конечно, не дремали, «подливая масло в огонь!». Огорчение русской патриотической интеллигенции неумелым действием правящей Государственной Власти в ведении войны, искало «виновного стрелочника».

Убийство Распутина.

Поэтому неожиданная новость об убийстве Распутина, совершенном князем Юсуповым для спасения Родины, была с восторгом встречена большинством русских патриотов!

Припоминается мне этот вечер после «вечерней зори», когда вся наша 3-я Рота улеглась уже спать, как вдруг, около 23ч. с шумом ворвался один из наших гардемарин, вернувшийся из отпуска, и громко заявил: «Распутина убил князь Юсупов»! Вся спальня мгновенно ожила, вскочив со своих кроватей. Послышались общее одобрение — «Слава Богу — Россия будет спасена, теперь все пойдет по другому»!. Сидя, или полулежа на своих кроватях мы все возбужденно разговаривали, обсуждая прилетевшую новость.

Мы еще долго возбужденно обменивались бы мнениями, если бы не полу заглушенный голос дневального гардемарина: «Полундра: дежурный Офицер идет!» и почти одновременно за предупреждающим возгласом нашего товарища послышались легкие шаги, входящего в общую спальню, Мичмана «К…» и пристальным взором наблюдающего, зарывшихся мгновенно с головами под одеяла, гардемарин.

Одна только синяя контрольная лампочка под потолком своим слабым мерцанием говорила, что «на Шипкеi все спокойно», в свою очередь, успокаивая дежурного Мичмана. И когда заглушенный шаг вышел из нашей спальни, то мы, все же, но уже шепотом, продолжали еще каких-нибудь пол часа совещаться о минувшем событии и наших перспективах на будущее, и, скоро, вся рота заснула сном праведника.

Учебная нагрузка не давала возможности заниматься политикой.

Как я уже выше напоминал, учебная нагрузка не давала возможности заниматься политикой, почти каждый месяц приходилось «репетициями» сдавать по частям, уже пройденной по программе, курс наук. С утра и до вечерней «зари» в роте шли зубрежка и практические занятия по электричеству, по телеграфу «Морзе», не говоря об очередных дежурствах по Роте, по спальне. Всеми новостями обычно обменивались в нашей «курилке», в которой собирались в краткие минуты, покуривая свои, привезенные из заграничного плавания, новенькие трубки и туго набивая их ароматным табаком «кэпстэном» или «олд-инглиш», закупленными во французских и английских колониях.

В курилке стоял облаком густой синеватого цвета ароматно-пряный дым. Кто-нибудь из гардов наигрывал на пианино какой-нибудь, всем известный, вальс. В другом месте на столе лежали разбросанные столичные газеты вроде «Новое Время» или других «правых» толков, так что желающий поинтересоваться политическими новостями мог всегда быстро пробежать глазами заголовки статей, его интересующих. Когда мы прибыли в Питер, после 1-го заграничного плавания, то застали в нашем училище Старшую 2-ую Роту гардемарин (2-го приема в О.Г.К.), с которой мы разминулись в пути (они возвращались после плавания на Востоке), а мы направлялись во Владивосток в наше 1-ое заграничное плавание.

Производстве в мичмана старших гардемарин первого приема.

Когда наша Рота (3-го Приема 1915г.) была уже в плавании, то по беспроволочному телеграфу получили телеграмму о производстве в Мичмана Старших гардемарин Первого приема в О.Г.К. (Первый выпуск мичманов) после чего 2-ая Рота стала 1-ой ротой Старших гардемарин (выпуск О.Г.К., получивший наименование, после Февральской Революции 1917г, — «Первого Выпуска Свободной России», в котором, между прочим, находился, ставший «знаменитым», мичман Ильин — будущий «Раскольников» (партийный большевистский псевдоним»). Наша 3-ья Рота, ставшая 2-ой Ротой, после Выпуска «1-го Выпуска свободной россии» (1917г.1) автоматически была произведена в Первую выпускную роту старших гардемарин (будущий третий Выпуск-24 Февраля 1918г.)

Прекрасно подготовленный теоретически и практически -Первый Выпуск Мичманов О.Г.К сослужил нам, бывшим «черным гардам» большую практическую пользу для будущих мичманов: идея образования О.Г.К.-сов для пополнения офицерами судов Российского военного Флота, в связи с новой судостроительной программой, оказалась правильно задуманной и практически отменно привеленной в исполнение.

Отзывы командиров кораблей действующего Флота были самыми хорошими. Как нам сообщал Начальник О.Г.К., Контр-адмирал С.И.Фролов,¹⁰ что, вновь произведенные мичмана наших О.Г.К. 1-го выпуска расхватываются с большим удовольствием. Места для всех нас будут обеспечены. Это заявление очень приободрило всех нас.

Одно время, это было в середине Заграничного (1-го:) плавания на Крейсере, пронесся слух, что быть может наш выпуск через год будет произведен в мичманы мы начали преждевременно радоваться. Но «человек предполагает, Бог располагает»: Брожение в тылу и в армии (на фронте) заставляет все чаще и чаще задумываться нашего брата. Если так будет продолжаться, то все окончится крахом. В провинциальных городах продовольственный вопрос обстоит лучше чем в Питере (на Украине хлеб достается легче, почти без очередей).

В середине лета 1916г приезжал из Екатеринослава мой отец.

В середине лета 1916г. приезжал из Екатеринослава мой отец. Он приехал (несмотря на свой почтенный возраст), хлопотать в Питер, дабы отправиться в действующую армию на фронт. Но ему было отказано в просьбе из за возраста, и кроме того, его не хотели отпускать, так как он был необходим для государственной службы.

А еще раньше моего отца к нам, в Питер, приехал мой старший брат Федор (он был, принят в Михайловское Артиллерийское Училище) и тоже спешил на фронт защищать Родину от немцев.

Почти вся наша студенческая молодежь и абитуриенты , патриотически настроенные, пошли на военную службу, поступая в разные военные училища. Но патриотического подъема –мало. Для одержания победы над немцем нужно организовать тыл и фронт. А ветер все доносил до наших ушей «неважные вести».

Новый Год 1917.

Нет желания воевать. Народ устал! Так незаметно прошло Рождество, и наступил Новый, 1917-ый, Год. Что он принесет? 3има в этом году была довольно мягкая в Питере. На улицах масса снега лежит сугробами, и на тротуарах и на мостовых.

В январе (начале Февраля) все шло будто нормально. Репетиции следовали одна за другой. Положенный курс за 1916г.был уже на исходе. Наша Рота торопилась закончить прошлогодний курс, так как перед нами стояло 2-ое «Офицерское плавание» с мая месяца !

Конец февраля 1917)- «Революция!»

Конец февраля. Я сдавал экзамен по девиации компасов. Наша 4-ая смена находилась в маленьком классе. Кроме Штурманского офицера, присутствовал сам Адмирал Фролов.

Был вечер, когда я отвечал на мой билет. Отвечал (сам чувствовал) блестяще, о чем судил по сияющему лицу Начальника училища. Я уже почти что закончил билет, как вдруг увидел через стеклянную дверь, ведущую в класс, фигуру мичмана П. Ежова с крайне испуганным лицом, остановившегося у дверей и спрашивающего у Адмирала разрешения войти.

Дверь отворилась и мы все застыли на мгновение, дабы услышать доклад мичмана. «Ваше Превосходительство! Революция!». У Николаевского вокзала казачья сотня примкнула к манифестантам с красным флагом!». Видно было, как бедный Мичман «перелякал». Адмирал Фролов с совершенно спокойным видом бросил Ежову: «Горнисту Пересыпкину играть большой сбор!», а сам, повернувшись ко мне, дослушал мой конечный ответ и поставил мне отметку «12 балов», сказав «отлично». В это время я увидел горниста бегущего по коридору, и на бегу играющего «большой сбор».

По сигналу я побежал в помещение нашей Роты. Из всех дверей в зал вбегали черные гарды. Минута –и вся Рота стояла среди зала. Все сменные начальники и Ротный Командир были по своим местам. Раздалась команда — «Смирно Г.Г. Офицеры».

Ровным, спокойным голосом Адмирал сообщил новость: «Начало революции. Винтовки в пирамидах в спальною у стены. У нас есть всего лишь по 6 патронов на винтовку. Гардемарины, Вы должны охранять здание от возможного вторжения толпы. Спать в обмундировании, быть начеку, Разойтись!».

Замки от винтовочных пирамид были сняты, патроны розданы. Шторы на окнах уже были спущены. В Роте водворилась тишина. Все гардемарины разговаривали в полголоса, обсуждая, вдруг неожиданно свалившуюся на наши головы, страшную весть.

Мы часто подходили к окнам нашего помещения, приподымая шторы и, приникнув глазами к холодному стеклу, старались разглядеть, что происходит на улице?. На белом фоне снежных сугробов стали постепенно обнаруживаться силуэты прохожих, в одиночку и маленькими кучками, быстро стремящимися по Большому Проспекту мимо храма Василия Блаженного¹¹ и по направлению пиротехнического завода нашего Васильевского острова.

Гул голосов, жестикулирующей возбужденной толпы рабочего люда, доносился до нашего слуха, несмотря на двойные стекла оконных рам фасада нашего училища, как бы подчеркивая факт серьезности драматического момента истории жизни нашей Родины.

Мы все как бы притихли, прислушиваясь к шуму улицы. Что-то будет дальше?. Успеем ли закончить последний год нашей интенсивной учёбы? Разговаривая друг с другом о событиях дня и со смутной надеждой, что может быть все как-то утрясется и произойдет без пролития крови, но одновременно и с полной уверенностью выполнить присягу, ежели будет нужно, как напоминал нам наш Адмирал, и защищать О.Г.К.-ссы от вторжения уличной толпы. Наша Рота, не раздеваясь, постепенно угомонилась и захрапела.

Во время нашего сна события следовали уже начатым путем. По телефону передавали, как выяснилось позже, что революционные (уже организованные группы!) местами врывались в Военные Училища, заставляя их начальников примкнуть к революции. Были, якобы, и убитые. В особенности сообщалось о Николаевском Инженерном Училище, об Артиллерийских Училищах, о Павловском Пехотном Училище, о Морском Корпусе, героически с оружием в руках сопротивляющемся революционным атакам уличной толпы. В общем, вести нерадостные -революционное движение разрасталось! Проснувшись нормально по побудке, мы узнали, что ночью по приказу Начальника О.Г.К, наши винтовочные пирамиды были вновь заперты на замок!. А мы так крепко спали, что и не слышали!.

Около полудня, мы увидели, что весь Большой Проспект, по фасаду нашего Училища, был заполнен тысячной толпой манифестантов. С красными флажками. Делегация манифестантов пыталась войти: после несколько минутных переговоров с нашим Адмиралом делегация была впущена.

Наша Рота толпилась в коридоре выходящем на большую площадку нашего этажа. Адмирал Фролов, с несколькими офицерами (и с нами позади их) стоял в ожидании делегации. По широким каменным плитам лестницы мы увидели группу молодых, волосатых лиц манифестантов, медленно подымающуюся к нам. Председатель делегации с красным бантом-повязкой на рукаве, с черной кудлатой головой, вступивши на площадку, с вызывающим видом обратился к Адмиралу: «Товарищ», «Гражданин» И начал передавать просьбу присоединится к революционному движению и сдать оружие.

Их особенно волновали 6-ти дюймовые морские орудия «Канэ» и «Викерса», которые они увидели в большом зале наших Артиллерийских классов, где мы изучали материальную часть морской артиллерии. Стоило большого труда объяснить им невозможность произвести обстрел улицы, так как от одного выстрела завалилось бы все здание О.Г.К.

Выдержка характера и знание такта (в особенности после телефонных переговоров с Морским Министром Адмиралом Григоровичем воспрещающим нам военное сопротивление), был принят разумный ход поведения О.Г.К.-ссов.

Вот почему, еще ночью, во время нашего крепкого сна, было отдано распоряжение о закрытии на замок наших ружейных пирамид, в ожидании будущего сдатия в Морское Министерство.

Но, чтобы успокоить манифестантов, равно, чтобы предохранить наши молодые жизни от провокационных действии всемогущей ныне, толпы, все черные гардемарины были распущены на один-два дня по родным или по знакомым.

Толпа продолжала стоять на улице в ожидании как бы нашего примкнутия к Февральской Революции (1917г.). Нужно сказать, что толпа людей нашего района (Гавань) была весьма доброжелательно настроена к нашему брату черному гардемарину. Среди местных Васильево-островских жителей создались добрососедские связи.

Не скрою, что когда, после официального раппорта на разрешение отбыть в отпуск, мы гуськом начали выходить на улицу и прорезать стоящую толпу народа, то многие из нас (если не все!) испытывали чувство известной «неловкости» в виду «революционного момента времени».

Выйдя из толпы, мы, по несколько человек в группе, стали выходить на простор Большого Проспекта и Гавани. С товарищами (Юдин, Романов, Осиновский, Боголюбов, и Юркевичь), подошли к Волковому Кладбищу и в течении каких-нибудь двух часов бродили по нему.

Сопротивление революционному движению. Осада «фараонов»

Со всех сторон раздавались выстрелы. «Фараоны» (так революционная толпа назвала простых полицейских), предчувствуя дыхание надвигающейся Революции, заранее, на всякий случай, утвердились с пулеметами на крышах, чердаках и оттуда поливали как из лейки пулеметными «очередями» внизу стоящий народ. Из-за мертвого угла обстрела, они ни кого не могли поразить. А народ, осаждающий «фараонов», тем временем обкладывал дома горючим материалом и обливая все керосином, зажигали костры, принуждая «врагов» Революции кончать жизнь самоубийством или сдаваться.

Расправа с «фараонами» была беспощадная. Солдатские и казачьи кавалеристы -«рубаки» немало порубили « околодочных ». На некоторых деревьях вдоль Большого Проспекта и по близости полицейских участков, уже захваченных революционной толпой, местами висели овальные кольца светло-синих шароваров несчастных околодочных надзирателей (или просто полицейских), падших под сабельными ударами «лихих» революционных » рубак-кавалеристов «, оставивших Действующую Армию и застрявших в Петрограде.

По всем направлениям слышались винтовочные залпы и пулеметные очереди. В уличных разговорах толпы скороговорками передавалось о сильном сопротивлении Морского Корпуса, не желающего сдаваться революционной уличной толпе. Передавали о массовых жертвах. Павловское пехотное Училище оказывало большое вооруженное сопротивление. Другие Военные училища (в особенности Училища Военного времени с кратковременными 4-ех месячными курсами!) стали переходить на сторону революционного движения.

Приближался вечер. Темнело быстро и приходилось поэтому думать о ночевке. Наша маленькая группа стала редеть. Каждый из нас спешил заранее к месту предполагаемого ночлега. С Васильевского острова перешел по мосту на Ретроградскую сторону, направляясь к Гатчинской улице, где я почти каждую неделю проводил отпуск с ночевкой у дяди Саши С-ва.

На Петроградской стороне было спокойнее, хотя осада «фараонов» продолжалась по прежнему. Сдающиеся «фараоны» под конвоем новой революционной Милиции разводили по определенным этапам.

Несколько позже после учреждения Российской Республики и Временного Правительства, с А. Ф. Керенским во главе,¹² пленные полицейские почти все были направлены в действующую еще армию на фронт.

В последующие дни местное сопротивление революционному движению начало спадать. Винтовочная и пулеметная стрельба стала утихать. Трамвайное движение остановилось с первого дня начала Революции. К счастью, что зима этого 1917г. была сравнительно теплая, всего лишь несколько градусов морозу. И месяц Февраль был на редкость мягкий. Уборка улиц прекратилась с первого дня Революции. По всюду у тротуаров накопились внушительные сугробы снега, так что местами, когда нужно было переходить улицу, ноги проваливались по самое колено. Передвижение по городу совершалось пешком и на санях — последние благоденствовали: пассажиров было хоть убавляй, что давало питерским извозчикам большой дневной заработок.

И когда 1-го Марта совершилась Революция («бескровная»,¹³ как тогда ее называли!) с Керенским во главе, то Питер, как-то сразу, переменил лицо и стал серым, мрачным.

Манифест Императора Николая II-го -об отречении от Престола и о призыве всех Офицеров, солдат, моряков и всех русских людей служить своему Отечеству » не за страх, а за совесть, защищая свою Родину -Россию от всякого неприятеля иноплеменного» у многих вызывал слезы на глазах, сжимая тоской сердце. Что теперь будет? Если Армия откажется защищать Родину и оставит фронт?!

Приказ № 1 Военного Министра Гучкова и заверения «верности» новому Временному Республиканскому Правительству Керенского.

Приказ № 1 военного министра Гучкова N° 1¹⁴был ножом в спину революции, ибо срыв погонов и сведение счетов солдат с офицерами, образование в воинских частях комитетов и т.п. меры испортили чистоту истинного патриотизма русского человека, толкая его на братоубийственную гражданскую войну. Революционные лозунги «делателей революции»: «Мир без аннексии и контрибуции» с неизбежным братанием русских фронтовиков с проклятым немцем-противником, практически привел действующую армию к моральному развалу ее.

**Гучков в кабинете** **(март/апрель 1917)**

После Гучковского Приказа, военное сопротивление революционному движению стало неизбежно падать. По немного все организации, административные, военные потянулись в Государственную Думу приносить заверения «верности», лойальности новому Временному Республиканскому Правительству Керенского.

Пошло и наше Училище. Погода была серая и снег, кучами лежащий на мостовых, начал слегка подтаивать, образуя местами лужи , по которыми моментами нужно было шлепать твердым военным шагом. Наша Рота шла молча, стараясь избегать встречные лужи, что нарушало чистоту и корректность нашего обычного военного марша. И мы шли, внутренне ухмыляясь дерзости «держать уставный пехотный шаг», дабы не заляпать грязными брызгами подолы наших длинных шинелей и черной выдраенной обуви. Шедший ротный делал вид, «что не замечает». В этом сказался дух переживаемого момента «Приказа №1».

Шли долго, меся снег мостовых Питера. Около Думы и внутри ее масса приходящих делегаций. Мы вошли строем, но уже вольно внутрь. Среди «милицейских» с красными повязками на рукавах было много молодых девиц, предлагавших бесплатно проголодавшимся бутерброды с колбасой или с ветчиной. Разговаривая с ними, узнали от них (и по виду и по говору) что это студентки, курсистки (Безстужевки) См.[i]. И сколько их вдруг появилось вдруг в столице в эти дни Революции.

В ожидании нашей очереди приема каким ни будь членом Правительства, мы стояли, уминая бутерброды, которые были весьма к стати, и, одновременно, смотрели на одного солдата в серой пехотной солдатской шинели, силящегося громким шипящим хрипом изложить свое горе в радости момента. Ударяя с силой в свою грудь кулаком правой руки, держа в левой картуз, он не говорил, а изрыгал, плюющим ртом: «Товарищи! Я двадцать лет провел на каторге!» — это все, что он мог сказать.

В это мгновение, внизу, где мы стояли, вдруг раздался сильный винтовочный выстрел, и было слышно, как пуля шлепнула в штукатурку потолка, отбив кусок ее. До чего-де было комично видеть, как жалкая фигура солдата-оратора вдруг исчезла под балюстраду, предварительно страшно вздрогнув! Где-то он теперь бедняга горемычный?.

Наконец наступила и наша очередь.

Мы собрались по приглашению войти в одну из комнат первого этажа. К нам вышел член Правительства Депутат Переверзьев. Поговоривши несколько минут с нашей Ротой, он вышел принимать другие делегации.

Узнали на другой день, что в Думу приходил, с ротой гвардейского Экипажа, Великий Князь Кирилл Владимирович, при чем Экипажеская рота пришла с красным флагом. Сам я этого не видел, но что слышал от видевших и слышавших, то и записал. Нахожу, если это было так, правильным поступком Великого Князя.

Много позже, уже в эмиграции, сплош-да-рядом, раздавались голоса, порицающие вышеупомянутый поступок Великого Князя Кирилла Владимировича, при чем добавлялось, что и сам Великий князь, ведущий Экипажескую роту в Думу, сам нацепил поверх своей шинели огромный красный бант!. В общем, петроградцы вступили в эпоху, долго ожидаемую народными массами Россиян, молодой Русской Республики временного Правительства с Керенским во главе.

Армия вступила в период действительного «развала», в особенности после Гучковского приказа «№ 1». Лозунги -«мир хижинам -война дворцам»! -как нельзя лучше способствовали «моральному разложению» патриотического духа солдат, начавших самовольно уходить с фронта, спеша в тыл, по домам.

Когда стали образовываться «Ударные батальоны «смерти», желающих добровольно защищать родину от Немцев, «Главному уговаривающему А.Ф. Керенскому» (таково было прозвище президента в ту эпоху), пришлось немало поработать «языком».

**Ударный женский батальон, «батальон смерти». Справо поручик Бочкарёва, основательница батальона** **(источник :** **smolbattle.ru**)

Более-менее начала создаваться «нормальная» обстановка для жизни обывателя, но еще с «хвостами очередей» перед кооперативами.

И наша внутренняя «учебная жизнь» О.Г.К.-ов тоже через несколько дней «отпуска» вошла в колею и мы с рвением вновь приступили к занятиям, репетициям и экзаменам. Время уже было не за горами, когда мы должны были отправиться вновь в последнее «офицерское» плавание (в Майе 1917г.).

Производство в «старшие гардемарины»

После производства в мичмана старшей роты гардемарин /-2-го приема 1914г. –Выпуска 1917, получившего наименование: «Первый выпуск Свободной России» наша 2-я рота (Приема-1915г.) была переведена в 1-ю Роту «Старших гардемарин». Среди произведенных в унтер-офицеры был и я (порядковый №-14).

Старший гардемарин Иван Розов

1
Запись ПЛ: Санкт-Петербург был переименован в Петроград в 1914 году по решению Императора Николая II, поскольку прежнее название было признано немецким.
2
Запись ПЛ: КАЖАЯ Николай Георгиевич. Отдельные гардемаринские классы 1918. Во ВСЮР и Русской Армии в Черноморском флоте до эвакуации Крыма. Мичман (ст-во 1 мар. 1918). На 25 мар. 1921 в составе русской эскадры в Бизерте. В эмиграции во Франции, в 1920-х в Париже, к 1933 подписчик «Морского журнала» (источник: с. В. Волков).
3
Запись ПЛ: кися: торба
4
Запись ПЛ: КАПЛИНСКИЙ Андрей. Отдельные гардемаринские классы 1918. В Добровольческой армии и ВСЮР. Мичман. К лету 1921 в Югославии. В эмиграции. Ум. после 1929 (источник: С. В. Волков).
5
Запись ПЛ: РИМСКИЙ-КОРСАКОВ Иван.Отдельные гардемаринские классы 1918. Судьба неизвестна (источник С. В. Волков). Песляк,Запись ПЛ: ПЕСЛЯК Виктор Францевич, р. 1896. Отдельные гардемаринские классы 1918. Во ВСЮР и Русской Армии до эвакуации Крыма. Мичман (24 фев. 1918). На 25 мар. 1921 в составе русской эскадры в Бизерте. В эмиграции к 1938 в Тунисе. Ум. 1983 в Тунисе (источник: С. В. Волков). Родился в 1896 в г. Курске, мичман в морской службе связиь эвакуировался с женой на транспорте Кронштадте, в ноябре 1920 по январь 1921, в июле 1921 с женой в лагере Джебел Джелуд, в октябре 1922 в г. Тунисе, работал архитектором, жена Валентина Ивановна урожденная Соколова в г. Курске 1900 скончалась в 1962 в г. Тунисе. Имели дочь (истоник А. В. Плотто).
6
Запись ПЛ: Екатеринославский казенный очистительный винный склад был построен в 1897 году. На нём производилась доочистка привозного спирта и переработка его в утверждённую тогда водку крепостью 36 градусов. Склад являлся крупным комплексом, в состав которого входили производственные, складские, административные и жилые здания. Имелся здесь и собственный приёмный покой для заболевших или травмировавшихся рабочих (Источник: https://mydnepr.net/dnepr-news/kusochek-starogo-goroda-istoriya-neobychnogo-fontana-v-odnom-iz-dvorikov-dnepra-foto/Кусочек старого города: история необычного фонтана в одном из двориков Днепра).
7
ПЛЕВЕН (Плевна), город на севере Болгарии. Во время русско-турецкой войны 1877-78 за Плевен шли упорные бои с 8(20) июля по 28 ноября (10 декабря) 1877. Три штурма русских войск (июль — август) были неудачны, после чего Плевен был осажден. 28 ноября (10 декабря) турецкие войска во главе с Осман-пашой после неудачной попытки прорыва сдались.
8
ШИПКА , перевал в Болгарии, в горах Стара-Планина, на шоссе Габрово — Казанлык. Высота 1185 м. Во время русско-турецкой войны 1877-1878 русско-болгарские войска (генералы Ф. Ф. Радецкий, Н. Г. Столетов) на перевале 9-14 (21-26).8.1877 отразили упорные атаки турецких войск Сулейман-паши, а затем 5 месяцев удерживали Шипку до перехода русской армии в наступление.
9
САН-СТЕФАНСКИЙ МИР , предварительный, заключен 3.3.1878 в Сан-Стефано (ныне Ешилькей близ Стамбула, Турции). Завершил русско-турецкую войну 1877-78. Болгария, Босния и Герцеговина получали автономию, Сербия, Черногория и Румыния — независимость. К России отходили Юж. Бессарабия и крепости Ардаган, Карс, Батум и Баязет после Русско-японской войны 1904г. и после революции 1905-ого года, эпохи, отмеченной волнениями русского рабочего и служилого интеллигентного класса.
10
Запись ПЛ: ФРОЛОВ Сергей Иванович, р. 1869. Морской корпус 1890. Контр-адмирал, начальник Отдельных Гардемаринских классов. Умер весной 1919 г. в Киеве (Источник: С. В. Волков).
11
Примечание ПЛ: На самом деле речь идет о храме Святого Спаса на Крови который, в какой то степени, напоминает храм Василия Блаженного в Москве.
12
Запись ПЛ: в это время, он был министром юстиции. В первом временном правительстве Председателем совета министров был князь Львов.
13
Запись ПЛ: это звание был дано Октябрьской «революции», а не февральской, при том, на самом деле, Октябрьский переворот был «почти бескровным» в Петрограде однако в Москве было убито более тысячи человек
14
Запись ПЛ: на самом деле приказ № 1 был составлен и подписан не Гучковым, а Петроградским советом рабочих и солдат 14-го марта 1917 года для Петроградского военного округа.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12

РОССИЙСКИЙ ИМПЕРАТОРСКИЙ ФЛОТ

ЛЮДИ, КОРАБЛИ, ИСТОРИЯ