ВОСПОМИНАНИЯ ОФИЦЕРА РOССИЙСКОГО ФЛОТА ИВАНА РОЗОВА В РЕВОЛЮЦИОННОЙ СМУТЕ. ИЗ ПЕТРОГРАДА В БИЗЕРТУ.

ВОСПОМИНАНИЯ ОФИЦЕРА РOССИЙСКОГО ФЛОТА ИВАНА РОЗОВА В РЕВОЛЮЦИОННОЙ СМУТЕ. ИЗ ПЕТРОГРАДА В БИЗЕРТУ.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ВЛАДИВОСТОК — ЕКАТЕРИНОСЛАВ — ПИТЕР, ОТ 20-го ОКТЯБРЯ 1917 до 24-го ФЕВРАЛЯ 1918 г.

20-го Октября 1917г, Владивосток, конец второго плавания.

С радостным чувством ожидали дня нашего отъезда в Петроград. Наше второе и последнее плавание закончилось 20-го Октября 1917г.

На обратном пути в Россию (Европейскую) мы получили «обмундировочные » деньги для предстоящего нашего производства в Мичманы (Февраль 1918г.). Весь материал покупали во Владивостоке и в Харбине.

За наши два пребывания во Владивостоке у нас появилось много приятных знакомств. На Владивостокский вокзал пришло нас провожать много народа, военного и простых обывателей и обывательниц (новых Владивостокских знакомых). Наконец наш поезд отошел от станции и мы двинулись в обратный путь.

Наше начальство, по мере приближения к Уралу, решило всех нас, гардов, пустить в отпуск без заезда в Питер, для иногородних, что нас всех весьма и весьма устраивало. Уже с Челябинска мы, Южане, метили на железнодорожную ветку каждого из нас.

По мере нашего возвращения, было видно внешнее изменение лица нашей родины. Демократизация нашей молодой российской Республики уже явно наложила печать на лица Россиян. Внешняя и внутренняя озабоченность читалась во всех взглядах, и недоверие  друг к другу сквозило во всем. Внутренняя дисциплина спряталась, уступая место внешней распущенности.

При посадке в поезда -давка и часто хулиганство. Предвидя трудности пищевого снабжения в пути, наше начальство снабдило нашу группу старших гардемарин (человек 30-ть) направляющихся из Челябинска прямо на Юг России, некоторым количеством снеди первой необходимости: хлебом и сухарями в изрядном количестве и 9-ю пудами сушеной, брауншвейской, колбасы.

Полагалось, что в пути на крупных остановках, мы сможем пообедать в станционных буфетах. В Челябинске наш вагон отцепили, и мы поехали самостоятельно восвояси. С интересом рассматривали новый железнодорожный путь от Челябинска, по которому мы еще не ехали.

Сидя в коридоре нашего вагона около мешков с продовольствием, с интересом наблюдали через окна поезда за меняющимся ландшафтом и одновременно с аппетитом пожевывали сухую брауншвейскую колбасу с хлебом или с сухарями, благо все это изобилию, харча находилось тут же под рукой. Что и говорить, у каждого из нас, возвращающихся из Владивостока в отпуск, на побывку в родные дома, было светло и легко на душе, в особенности при мысли уже о скором производстве в мичмана.

Плоская дорога от Челябинска, по мере приближения к горному Уральскому хребту, в особенности после Омска, начала оживляться. Пошли кустарники, лесочки с перелесками, промелькнул Златоуст. На остановке в Уфе решили пообедать в вокзальном буфете и подхарчить горяченького борща, чему способствовала почти что двухчасовая остановка, на которой наш вагон 2-го класса должен был быть перецеплен к другому поезду, идущему в нужном для нас направлении.

Любовались высоким строевым сосновым и лиственным лесом. Какая необычайная красота мощных лесов нашей годины. Сравнивая с заграничными видами природу нашей России, мы все были единодушны в мнении, что ничего в природе не могло быть лучше нашей русской природы!.

На остановках в виду значительного количества новых пассажиров с кулями, чемоданами и мешками, мы по вахтенно с винтовкою в руках дежурили на площадке вагона, не впуская народ в наш вагон. Наша морская форма с военными фуражками, облегчала наши дежурства, внушая толпящемуся у входа в вагон, люду, необходимую острастку — «куда прешь!.

Вскоре пошли знакомые места нашего милого Юга. И в Синельникове мы вдвоем с Кажайем, и уже изрядно обремененные багажом (со всем, необходимым для производства, закупленным на Дальнем Востоке, материалом) вылезли из поезда, оставив в опустевшем вагоне наших двух-трех товарищей, едущих в Севастополь (Благого, Владимира Свенцицкого и Петрусю Боголюбова), и стали ожидать пересадочный поезд на Екатеринослав.

Через минут 20, жданный поезд подошел к вокзалу. Не теряя ни минуты, мы с Колей влезли в переполненный солдатами и бабами поезд, который почти тотчас дернул дальше. Ехать не долго -каких-нибудь 20 минут.

Почувствовали близость воды. Паровоз начал давать длинные свистки, когда мы, приближаясь к Верхне-Днепровску, увидели дугу широкого Днепра и врезались в знаменитый (длиною в одну с четвертью версты) мост. Так приятно было на душе, через какие-нибудь 40 минут будем дома, и главное, никто не ожидает моего сегодняшнего приезда, так как я телеграммы не давал.

Поезд начал заметно убавлять ход, приближаясь по дугообразному пути к вокзалу, на фронтоне которого большими буквами черными по белому фону красовалась надпись: «Екатеринослав». Еще один нажим на тормоз и весь состав остановился. Раздался маленький лязг буферов накатывающихся задних вагонов. В голове пронеслось -Слава Богу!. Прибыли. Здравствуй Екатернослав!

Железнодорожный мост в Екатеринославе построенный в 1887 г.

Здравствуй Екатернослав!  декабрь 1917 г.

Подождав минутку, мы с Колей, вытащили свои «кисы» и «малые» брезентовые чемоданы и спешно зашагали по перрону к вокзальному выходу. Пожали друг другу руку, взяли каждый по извощику, и сказав -до скорого! каждый покатил к себе в дом. До нашего дома, в винном Екатеринославском складе где отец был Заведующим, было совсем близко, каких-нибудь полторы версты. Вот проскочили от вокзала кусок Екатерининского Проспекта , извозчик повернул направо, огибая Озерный базар, минуя с левой стороны пивной завод «Боткина», мы стали подниматься в гору. Лошадь пошла шагом.

Винный Екатеринославский склад (частный архив)

В мое отсутствие ничего не изменилось: все стояло по прежнему, каждый на своем месте. Был конец октября. Деревья уже стояли с пожелтевшими и падающими листьями, ветра не было, в воздухе чувствовалась пыль. Было утро, сероватое, и город уже давно проснулся. Люди спешили каждый по своим делам. И вот мой извозчик поравнялся с красным кирпичным домом нашего старого Винного Склада. В окнах 1-го этажа нашей квартиры ничего не было видно -еще не все проснулись. Остановился у калитки нашего Склада. Наш славный сторож, Василий Иванович, стоял у входа, всматриваясь в мою сторону и весь ослабился, узнав меня в морской форме. Как Вас Бог носит, Василий Иванович? Как здоровье, семья?. А как моя семья?. Все живы и здоровы?. Все хорошо, все живы и здоровы!. А я, говорит Василий Иванович «сначала Вас и не узнал. Я еще не видел вас в военной морской форме. И вот и смотрю — вижу извозчик остановился у ворот и какой-то военный моряк с чемоданами вылазит на тротуар и направляется прямо на меня. И только когда вы приблизились немножко, то узнал Вас!»

Мы крепко расцеловались и я поспешил в дом. Быстро взлетел на первый этаж и остановился на несколько мгновений у нашей двери, слегка переводя дух, и затем позвонил.

Очевидно, еще все валялись в кроватях. Наконец за дверью послышались шаги и голос мамы  «кто там?». Это я, мама! В ответ послышалось радостное материйная восклицание!. Щелкнул ключ в замке, дверь распахнулась, и мы оба оказались в объятиях друг друга и целуясь крепко. «Вот какая радость, а мы то и не знали и не гадали когда ты приедешь ?». Мама громким голосом разразилась: «Ваня приехал, вставайте! «. Вместе с шумом шарающих шагов и восклицаниями разбуженной семьи изо всех дверей нашей квартиры повыскакивали -папа, сестры и дядя Миша (глухонемой), потянувшийся за общим потоком членов нашей семьи, выбегающей ко мне навстречу.

Вот-то было радости! Предупрежденные Наташей, через несколько минут спустились, живущие над нами Гвоздьевы  (т-тетя Идя, Малгося и Петя.)

Брат Федор, оказавшийся в это время в домашнем отпуску с действующего фронта, уже отбыл в Действующую Армию на Румынский фронт (его недавно произвели в прапорщики артиллерии по окончании Михайловского Артиллерийского Училища в Питере). Викентии Иванович Фефер (полковник Ряжского полка) тоже был на Фронте.

Хотя у меня был и здоровый вид, но все, в особенности мама и папа, были поражены моим здорово исхудавшим лицом, последствием, бывшего у меня брюшного азиатского тифа. Видя, что я, очевидно, здорово изголодался по началу предписанным режимом (голодовки!), мама сразу же, не дожидаясь зажарила яичницу — глазунью из четырех яиц, да и еще на шикарном украинском сале. И все это я слопал с видимым удовольствием на глазах у всех, запивая большой чашкой чая с молоком. Поговорив изрядно со всеми, я поспешил явиться для регистрации к Воинскому начальнику, находящемуся в каких-нибудь пяти минутах хода от нашего Винного Склада.

Вскоре, вернувшись домой, завалился спать на кровать в комнате, где в свое время жили Таня и Даша, и проспал часа два, до самого завтрака. После обильного харча и разговоров на темы о семейных делах, происшествиях -и в особенности политических! -вновь завалился спать и в этот раз по настоянию матери. Говоря откровенно, чувствовал, что брюшной тиф меня здорово подрезал: шутка сказать?. потерял почти что 15 килограмм (как и мои товарищи по болезни Каплинский и Боголюбов).

Общий лик Екатеринослава стал заметно тускнеть -от осеннего сезона и от факта «демократизации» Революционной молодой Республики с А.Ф.Керенским во главе. Богатая наша Украина еще продолжала снабжать города продовольствием, хотя появляющиеся то здесь, то там -в особенности у булочных -маленькие хвостики «хлебных» очередей. Начали говорить серьезнее о действительной политико-экономической опасности, нависшей над нашей Родиной, подобно «Дамоклесову мечу».

Серые солдатские и офицерские шинели, переполненные раненными военными красно крестные госпиталя и многочисленные околотки, устроенные в помещениях некоторых школ, по всюду , встречающиеся на улицах, гуляющие перевязанные раненные, чаще ставшие анархические политические убийства, банковские грабежи и т.п.- все это накладывало печать на лица граждан, становящиеся все более и более серьезно озабоченными.

Наш город стал «Эвакопунктом» , с зарегистрированными якобы, 40 000-ми офицерами и солдатами, застрявшими и осевшими на пребывание в Екатеринославе и не желающими ехать в действующую Армию на Фронт. На лицо было видно разрушительное моральное действие Приказа Гучкова №1. Лозунги, вроде -«Мир хижинам — война дворцам» -делали свое разрушительное действие на отставшие и морально уставшие -от затяжной войны- солдатские массы.

Одним словом углубление Революции шло вперед и каждому русскому патриоту было над чем призадуматься; Спекулянты, мешочники и пропагандисты делали свое дело и не дремали

Этот отпуск должен был продолжаться до Рождества, ввиду серьезных политических назревающих событиях -«0ктябрьской Революций», в лице Ленина выступившей против Республиканского временного Правительства Керенского. Настала Гражданская междоусобная война!.

В этом отпуску посетил мое бывшее 2-ое Реальное училище имени Великого Князя Цесаревича Алексея Николаевича. Некоторые учителя –(инспектор Ф.И.Губенко и преподаватель математики В.И.) ушли на фронт. Весь оставшийся учительский персонал встретил меня весьма приветливо.

Не смотря на тяжелые времена, наша вся молодежь (бывшие реалисты, гимназисты ) собиралась кучками и проводили довольно оживленно свободное время, то на домашних товарищеских вечеринках, или в гостях друг у друга, то ходя по кинематографам. В общем — старались не скучать.

Мой отпуск подходил к концу — нужно было думать о возвращении. Ввиду надвигающегося «смутного» времени и нерегулярного движения поездов, отпуск автоматически продлился малость, так-что мы с Кажайем вернулись в Петроград с малым запозданием.

Конец отпуска.

Приехали в Питер рано утром. На трамвае №7 покатили на Васильевский Остров. В воздухе чувствовалась «гарь» политических перемен; большевики обосновались в Смольном Институте.

Когда мы с Колей подходили к нашим О.Г.К-сам, и только перешагнули порог входной двери, как училищный сторож остановил нас, помахивая ладонями, говоря «скорее уходите подальше, сегодня рано утром, ваша, почти что вся Рота, прибывших из отпуска гардемарин, была арестована и отправлена (на революционных грузовиках с вооруженными матросами) в военную Кронштадскую тюрму.

И мы с Кажайем срочно повернули «оглобли» и укатили подальше, к своим родственникам, к знакомым, условившись держать взаимную связь в ожидании новостей о наших арестованных товарищей.

В это время, как мы позже узнали, наш Ротный Командир, в 1916 году, Лейтенант А.А. Шмидт не спал, а героически и самоотверженно бегал по всем необходимым революционным военным ведомствам, стараясь спасти нашу арестованную гардемаринскую роту от возможного расстрела. Благодарение Богу — это ему удалось. Через несколько дней все наши товарищи вернулись на Васильевский Остров, в свое 0. Г. К. Спасибо нашему дорогому Лейтенанту А.А.Шмидту !.

Всех отсутствующих и оставшихся на свободе у своих родственников и друзей Петро градских срочно оповестили и мы не медля явились в Училище и с рвением приступили к «учёбе» и поспешили скорее закончить полностью учебную программу.

Мы узнали от ротного командира ,что, ввиду сильно изменившейся политической ситуации, наше высшее Начальство с Училищным Административным советом под председательством Контр-Адмирала С.И.Фролова , решило отменить последние экзамены, ограничившись только сдачею последней генеральной репетиции и всю нашу 1-ую Роту Старших Гардемарин О.Г.К., приема 1915г., выпустить к производству в Мичманы 24 Февраля 1918 года.

24 Февраля 1918 года : так закончилась наша 32-х месячная учёба и мы стали мичманами третьего Выпуска «черных гардемарин».

До нас уже давно дошел слух, что Генерал Корнилов во главе Белой Армии сражается на Юге России — на Дону, против большевиков.


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *