ГЛАВА ПЯТАЯ

ЕКАТЕРИНОСЛАВ (ОТ КОНЦА ФЕВРАЛЯ 1918 г. ДО  26-го НОЯБРЯ 1918 г.).

Конец Февраля 1918г. Положение в Питере.

В это время, когда «Бескровная» (Революция) вошла в свои, присущие ей «права». Что и говорить — на сердце нашего брата было невесело.

К счастью зимние морозы эти дни были не большие, снегу было много, ветра не было, что смягчало стужу. Сугробы лежащегося снега, с давних дней не убираемого, малость затрудняли продвижение пешего люда. Народу на улицах было немного, все как-то спешили молча по своим делам. Трамваев не было. Временами раздавался сухой треск отдаленного выстрела.

Изредка проносился мимо грузовой автомобиль, с сидящими на нем солдатскими серыми шинелями и вооруженными матросами, с лихими лицами, вызывающе гордо смотрящими на прохожих своими ястребиными глазами, как бы говорящими: » Смотри, буржуй! теперь наше время наступило!».

Эту жуткость столичной жизни можно было легко уловить в убегающих взор­ах взглядов случайных группах женских лиц, с закутанными в платки, головами, одной рукой ведущую дочурку за руку, а другой держащую узел со своим необходимым барахлом.

В эти дни многие ретроградские жители, кто мог, конечно, покидали столицу, устремляясь на Юг, Украину, ибо продовольственный вопрос становился все острее и острее. Повсюду очереди, без особой уверенности вообще достать что-нибудь для пропитания.

И вот, последние дни, когда все же почувствовалось в воздухе дыхание весны, то народ и начал устремляться к железнодорожным вокзалам. А поездов на Юг все меньше и меньше! Так что толпы народа, по преимущество баб с мешками и скарбом и детьми, накопилось множество, проводя ночи под открытым небом на перронах вокзалов.

Решили пробираться до родного дома.

Таково было положение в Питере в эти дни (конец Февраля — начало Марта по старому стилю), когда наша группа человек восемь «корабелов» — южан, решили пробираться до родного дома.

Узнали накануне, что завтра отходит с Николаевского вокзала последний поезд на Юг (Харьков, Екатеринослав, Севастополь). Нужно было решать. И мы решили!  Екатеринославцев в нашей группе были — я и Кажайя!

И так, одетые в морские бушлаты, вооруженные браунингами, по паре гранат под бушлатом так-то снаружи не было видно, перевернув ленточку бескозырки, с золотой надписью «Отдельные Гардемаринские Классы», вниз (по виду нас можно было принять за анархистов, ибо ленточка была черная, наша компактная малая группа вышла парадной дверью (№92) на Большой проспект.

И по набережной мимо Морского Корпуса пошли к Николаевскому мосту, перешли Неву, двинулись дальше мимо Ксеньийнского женского Института по направлению к Адмиралтейству, и от него легли на Невский Проспект прямо на Николаевский вокзал.

Конец сделали хороший, так что стало даже жарко! Поезда еще не подавали. Все перроны (и наш в особенности!) были переполнены тысячами людей с мешками, багажами. На какой перрон подадут поезд? Никто точно не знал: это была «тайна» железнодорожников!

Около 12-ти ч.в. раздался отдаленный возглас, что нужно идти на другой перрон. Паника: народ бросился в другом направлении. B это время мы увидели, что подают состав поезда на наш перрон. Слава Богу! немножко полегчало, но вскоре публика поняла, что это была провокация и вновь ринулась к нам. Раздается крик — прямо, как крик убиваемой на бойне, свиньи!

Еще большая нервозность, граничащая с отчаяньем, как войти в вагоны? От хвоста поезда двигается тень (на фоне лежащего на перроне снега) обер-кондуктора, ставшего открывать поочередно двери. Пробки в дверях, крики, ругань, мат!  До нас еще далеко от кондуктора.

В это время, в противоположном конце нашего вагона, кто-то разбил окно в вагоне, и люди стараются влезть во внутрь.

Времени терять было не к чему: мой товарищ (Римский-Корсаков) лазит на плечи двух других наших гардов, силясь продавить рукой окно. Я ему кричу — Ваня стой, вот тебе мой японский кинжал — «харакири» и я ему подаю его! Раздается удар: раз-два окно выбито, хотя лезвие кинжала разломалось! Жалость какая! но, за то, мы помогаем друг другу протискаться каждому из нас во внутрь вагона, да еще и вместе с багажом! Нашей смелой, но «нецивилизованной», операции помогли наши военные морские бушлаты и развивающиеся по воздуху черные матросские ленточки.

Слава Богу, влезли. Мы сразу заняли два купе и, как народ стал входить через уже открытые входные двери, мы помогли некоторым интеллигентным (по лицам) мужчинам и женщинам усесться в нашем отделении вместе с нами. В общем, все самодовольно и легко вздохнули, благодаря Бога!

Перед сном перекусили немного сала с маленькими кусочками хлеба (его нужно экономить, достать — нелегко!)!

Да, времечко, и кто мог думать, что доживем до такого момент -32 месяца непрерывной учебы в О.Г.К. -ах и вместо того, чтобы уже молодыми мичманами поехать по месту своего назначения по кораблям действующего родного Флота, мы все «корабельные гардемарины» (ни рыба, ни мясо — ни офицеры, ни нижние чины!).

Мы все рассыпались в южном направлении (Украина/Кубань/ Дон) по своим домам, поближе к формирующейся генералом Корниловым войскам, для спасения Родины. Думалось сначала повидаться со своими родными, малость передохнуть, а потом, как видно будет по складывающимся обстоятельствам, и дернуть дальше  — в Крым, к Севастополю, к Черному морю. На корабли!

Дорога на Москву.

Под звуки стука колес поезда, идущего по прямой линии прямо на Москву, было приятно подремывать, покачиваясь мало вправо и влево. В сумерках безлунной ночи видно было через, слегка запотевшие, стекла вагонных окон, сугробы белого снега, останавливающегося у чернеющих стволов леса, покрытого белою папкой пышного снега

Хлопья снега временами валили гуще. Через некоторое время почувствовалось, будто поезд замедляет ход. Впечатление — мягкости, словно колеса катятся по пуховому ковру. Все тише и тише и, наконец, весь состав остановился. Лязг о буфера тендера, накатывающихся последовательно один на другого вагонов, прокатился от головы поезда до хвоста вагонов. И после последнего удара конечного концевого вагона, как точки в конце фразы, наступило общее затишье. Гробовая тишина.

И вдруг протяжный голос главного машиниста пронесся по всей линии: «Выыылеезааай! — расчищать от снега путь!» Вот она, причина остановки! Делать нечего — все повылезали и деревянными (для снега!) лопатами начали все (у кого было чем!) расчищать заваленный снегом железнодорожный путь. Работа спорилась и через час, закончивши, все влезли в свои вагоны и закричали воедино через открытые окна: «Гаври-ло-лоооо, крутйиии! Ну и хохоту же было!

И машинист паровоза в дальнейшем конце-концев, начал злиться и отругиваться, и в итоге должен был продолжать управлять паровозом. И так продолжалось четыре дня от Питера до Москвы! И это вместо одной ночи!

И харчи у всех стали таять: хлеба уже почти что ни у кого и не было. И так продолжалось до самой Москвы! Может там найдем? Кто знает? И весь путь по Николаевской линии усеян был такими неприятными остановками. В общем, добрались до первопрестольной Москвы, изрядно проголодавшимися.

Благо, что в Москве уже было значительно теплее. Кое-где, на крышах или в глубоких и тенистых овражках, еще можно было узреть небольшие следы снега, но в воздухе явно чувствовалась долгожданная весна.

Сестер моих — Маши и Даши в Москве уже не было, они уже укатили в Екатеринослав к родителям в «Винном складе» (по Гимнастической улице). Мы с Колей Ключинским¹Запись ПЛ : Ключинский-поль Николай Климентьевич, Гардемарин Отдельных гардемаринских классов. Во ВСЮР и Русской Армии до эвакуации Крыма. Мичман (1920). Эвакуирован с флотом в Бизерту. Летом 1921 окончил Морской корпус. В эмиграции во Франции. Инженер. Ум. 28 апр. 1972 в Сент Авольде (Франция) (источник: С. В. Волков). рыскали по всюду в поисках хлеба. Но дело было дохлое, москвичи кое-как доставали для своего употребления хлеб, а иногородцам вюв! Все же, в закоулках Курского вокзала (пересадка на Юг —  Харьков, Симферополь, Севастополь, Екатеринослав), мы ухитрились достать кусок хлеба, дабы доехать до дому, но этот хлеб не возможно было даже укусить.

Форменная оконная замазка зеленого цвета! К счастью у нас еще оставался кусок сала, так что «жив Гаврилка!».

По дороге на юг.

По дороге на юг (в Курске, Белграде, Харькове, Лозовой) часть наших товарищей (Римский-Корсаков, Каплинский, Песляк,²Запись ПЛ:Песляк Виктор Францевич, р. 1896. Отдельные гардемаринские классы 1918. Во ВСЮР и Русской Армии до эвакуации Крыма. Мичман (24 фев. 1918). На 25 мар. 1921 в составе русской эскадры в Бизерте. В эмиграции к 1938 в Тунисе. Ум. 1983 в Тунисе. (Источник: С. В. Волков). Боголюбов, ? в 3-ей роте было два Боголюбова Петр и Михаил.БелослюдовБелослюдов Леонид В. Отдельные гардемаринские классы 1918 (не окончил, 1916). Во ВСЮР и Русской Армии. Мичман. В нояб. — дек. 1920 прибыл в Югославию на корабле «Владимир», вернулся в Константинополь. К лету 1921 в Константинополе. В эмиграции во Франции. Ум. 17 дек. 1939 в Марселе. (Источник: С. В. Волков).  и еще Свенцицкий ³Запись ПЛ: ? в 3-ей роте было два Свенцицких Владимир и Вячеслав) отстали от нас на пересадках, так что до Екатеринослава нас доехало четыре человека: я, Кажайя, Ключинский  и Чулановский.⁴Запись ПЛ: ЧУЛАНОВСКИЙ Иван Иванович, р. 1898 в Екатеринославе. Сын священника. Духовная семинария. Гардемарин Отдельных гардемаринских классов. В Добровольческой армии в Екатеринодаре, затем в Одессе, плавал на «Кубанце». В белых войсках Восточного фронта (прибыл на транспорте «Иерусалим») с начала 1919 в Морском училище во Владивостоке. Эвакуирован 31 янв. 1920 на «Орле». Корабельный гардемарин (2 апр. 1920 в Сингапуре). 27 окт. 1920 прибыл в Русскую Армию в Севастополь на посыльном судне «Якут». Мичман (10 дек. 1920; ств. 11 апр. 1920). На 25 мар. 1921 в составе русской эскадры в Бизерте, мар. — апр. 1922 командир посыльного судна «Якут». В эмиграции с 25 июля 1922 во Франции, с 1923 в Нью-Йорке, на 31 янв. 1944 и 20 янв. 1949 член Общества бывших русских морских офицеров в Америке. Окончил университет (1931). Инженер. Ум. 25 апр. 1972 в Лейквуде (США) (источник С. В. Волков).

Впечатление от всего пути — Север бежал на Юг. Внутреннее переселение русаков и повсюду «мешочники» и спекулянты. В Синельникове на вокзале, переполненном солдатскими шинелями расформированных воинских частей (ибо Фронта уже не было!), спекулянтами, «мешочниками», всевозможными бабками с кулями и скарбом.

Случилась интересная и неожиданная встреча: Сидим мы с Колей Кажайя в буфете 1-го класса, приготовившись поесть борща, как вдруг, напротив, с другой стороны стола, вижу знакомое лицо в серой солдатской шинели и сверлящего меня своим взглядом и подмигивающими мне, как бы говоря: «выйди на минутку — я тебе что-то скажу!» Всматриваюсь — да возможно ли это? Викентий Иванович Фефер (полковник Ряжского полка); погон на нем нет, солдатская шапка с наушниками, вид серенького, несчастненького «михрютки»!

Я радостно улыбнулся и вышел из-за стола, направляясь к нему навстречу. Пожали руки, и вышли вдвоем на перрон, подальше от любопытных взоров. Когда никого не было вблизи нас, то он, скоренько дал мне в руку маленький браунинг, буркнув — запрячь, а то я еду в вагоне (товарном) вместе с разнузданными солдатами с фронта. Чего доброго будет обыск, контроль, а так я иду «михрюткой» в общей массе!

Ответив «добре!», я вернулся в буфет кончать мой борщ.

Через несколько минут прошло патрулем — два матроса и один пехотный солдат, пробегая глазами народ, наполняющий зал 1-го класса. Увидя нас моряков, козырнули нам и прошли дальше

Погода была ясная, солнечная, хотя все же на перроне было немножко свежевато. По голубому небу плыли редкие «барашки. Вдали чувствовался нами наш «родный» Екатеринослав. Сердце начинало быстрее биться.

Наконец пришел поезд. Мы, «черные гарды» с легкостью и проворством вскочили в него. Поезд был переполнен народом. Постоим : прогон малый — всего — лишь каких-нибудь 20-30 минут!. Вот на повороте увидели наш прекрасный широкий мост через Днепр. Позади остались Верхне-Днепровск и Нижний Днепровск. Замедлив ход и описывая малую дугу, поезд подходит к вокзальному, такому знакомому, перрону.

Здравствуй родной Екатеринослав! Слава Богу — наконец дома.

Было довольно светло, когда мы с багажом вышли из вагона на перрон. Временно распрощавшись друг с другом, и крепко пожавши руки, мы разделились на две группы по два человека и направились к выходу с вокзала на площадь к биржевой стоянке извозчиков.

Кажайя и Чулановский уместились на одну повозку, дав адрес на Соборную площадь (на горе, в конце города), а мы с Колей Ключинским, как живущие поблизости друг от друга и недалеко от вокзала, уселись на другого извозчика и покатили по Екатерининскому проспекту в сторону Казенного Винного Склада.

Доехав до Озерного базара (справа) и Пивного завода «Боткина», повернули на Гимнастическую улицу вверх. Лошади в гору убавили ходу, и мы поехали медленнее. Справа от нас большая площадь, так хорошо знакомого нам Озерного базара (по воспоминаниям юношеских лет!), а слева и повыше на углу Пушкинского проспекта виднелось красно-вишневое кирпичное, трехэтажное здание Казенного винного губернского склада, которого управляющим был мой отец (Петр Федорович Розов). У ворот Казенного склада извозчик остановился и я, забрав в руки «кису» и чемодан и кивнув Коле головой. До скорого! отпустил извозчика ехать дальше, а сам отправился к воротам.

У калитки стояла, как обычно, внушительная личность бородатого старого складского сторожа Василия Ивановича. Завидев меня, и узнав мое улыбающееся лицо в морской форме, он в свою очередь приятно и широко осклабился, и мы стремительно обнялись и смачно расцеловались.

Быстренько взлетел на второй этаж и прямо к, уже отворенной двери, из которой выскочила сестренка Наташа. В доме раздался крик — «Ваня приехал!». Мама седенькая, батька седой, дядя Миша, Таня, Маша, Даша, Федя….. объятия, поцелуи, расспросы (Ну, как ехалось?) Как у вас там в Питере? Побежали в первый этаж предупредить Гвоздевых. В общем, радость всеобщая. Наговорившись за чаем, как могли.

После трехлетнего труда О.Г.К., приятно было малость полениться.

Я приехал в Екатеринослав еще до прихода немцев и перед нашей Пасхой. Экономическая жизнь на Украине уже значительно нарушилась. Здесь тоже начали появляться хвосты очередей у продовольственных лавок. Но, все же здесь; на юге жить еще было можно! Доставали, что было нужно.

По вечерам мы часто собирались семьями и обсуждали о катострофическом Российском положении. Фронта не было. Армия разбегалась по домам, воевать больше не хотели. Брест-Литовск подорвал Российскую Державу.

 Что ожидает нашу Родину? И у нас в Екатеринославе последние дни начали появляться наши фронтовые офицеры из-за ненадобности, ввиду развала армии, оставаться на линии несуществующего фронта.

В городе встречались повсюду, вернувшиеся с фронтов, родичи: офицеры, солдаты, чиновники. К счастью в нашей семейной среде почти все вернулись. Володя Гвоздев (артил.полковник), В.И.Фефер (полковник Ряжского полка), Стефик Бандуровский, Женя Левицкий, Саша и Коля Воеводины и еще многие товарищи по реальному училищу, одним словом все, кто еще был жив, уже все вернулись по домам!

Что и говорить, когда собирались по вечерам семьями, то было о чем поговорить! Но вскоре, после нашего возвращения в Екатеринослав, всех нас постигло горе: Однажды вечером по городу поползли слухи. Начали говорить о «синежупанниках» — самостийниках, о немцах, собирающихся придти на Украину, дабы ее оккупировать. Вот они наведут порядки — тогда они покажут «красным»! Это шло, очевидно, от «пораженцев», изменников Родине! Все это –о немцах — говорилось шепотом, так что мы и не обращали на это серьезное внимание.

Середина Марта 1918г. Немцы идут!

Но действительность оказала горькою истиною: Вдруг прошел слух: немцы идут! И мы, всей семьей, стоя у окон нашей квартиры, увидели рано утром следующую картину: С низу Гимнастической улицы вверх по направлению к нашему Казенному винному склада подымалась немецкая пехота. Перед ней на высоком буром коне сидел немецкий кавалерист с копьем в руке и типичной немецкой каске, гордо смотря вперед. За ним поднимался отряд немецкой пехоты (с винтовкою на ремне), все в касках.

За ними маршировала рота «синежупанников»,⁵Запись ПЛ : «Синежупанники» — две украинские дивизии, сформированные после заключения Брестского мира по соглашению с украинской делегацией и при содействии Союза освобождения Украины на территории Германии из российских военнопленных украинского происхождения. Название дано по цвету верхней формы одежды — жупан. с маленькими пистолетами «маузерами» и с винтовками на ремне. Затем вновь немецкая пехота, далее артиллерия и в конце эскадрон кавалерии! «Вот те, бабушка, и Юрьев день»! Дожили!

Все мы, военные стояли изумленные и потрясенные. У всех нас стояли в глазах слезы, в особенности, когда мы увидели, как из дверей парикмахерской, что была напротив нашего дома, выскочила мужская фигура и подала букет красных роз головному немецкому кавалеристу (с копьем!). От бессильного гнева и позора при виде всей этой картины (следствие Брест-Литовска!), мы тихо заплакали. Ну, подождите же, сволочи — будет и на нашей улице праздник! Так, в каждом из нас в этот момент зародилось крепкое желание реванша : спасать Россию от иностранца!

Немецкий порядок. 

Со дня прихода сразу установился «военный» немецкий порядок, но ценою пролитой крови некоторых маленьких групп солдат (русских), захваченных немецкими частями на железнодорожном городском вокзале.

Куча человек в двадцать убитых русаков лежала у вокзала со стороны площади. Немецкий часовой (в каске), с винтовкой на ремне, ходит около, одним глазом наблюдая за трупами, а другим высматривая — не появится ли вдруг неожиданно возможный «неприятель» со стороны самого вокзала, так как слабое сопротивление немцам было как раз на самой станции и в ее окружности.

Жители, ближайшего к вокзалу дома, наблюдали из-за прикрытых оконных ставень за картиной. Они вдруг увидели, как среди трупов зашевелилось одно простертое тело — это был раненный, который силился слегка приподняться. Немецкий часовой вдруг увидел и, подбежавши ближе и вскинув с плеча винтовку, пристрелил раненного!

Подобные «сценки», как по беспроволочному телефону «одна дама сказала…», с быстротой молнии разносились по городу. Проходя, через несколько дней на «землемерную» службу с моим братом, когда военное осадное положение было официально снято, наше внимание вдруг было привлечено многочисленными группами горожан, запрудившими всю улицу и с оцепенением взирающими по направлению к расположению квартирующих на площади старых артиллерийских казарм, что по Короткой улице при выходе из города в степь.

Погода была чудесная — ясная, солнечная. Из-за высокого деревянного забора (с множеством щелей) окружающего здание самих казарм, высоко в небо уходили одиннадцать виселиц, с повешенными (для примера!)  «пленными» славянами, некогда дезертировавшими из частей австрийской армии солдат, не пожелавших драться в рядах немецкой армии против своих братьев русских славян. Сквозь щели забора виднелись разбросанные группами немцы-австрияки.

Среди нас всех, горожан, еще усилился гнев на немцев. Мы, все русские, в этот момент были объединены злостью против оккупантов и неугасимой жаждой мести, реванша! Классово-социальных различий, как и след, простыл! Казалось, было бы оружие в руках, все бросились бы на проклятущих немцев.

«Но сила соломинку ломит! говорит русская поговорка, а в теперешнем положении — мы были этими соломинками. Приходилось, стиснув зубы, терпеть! И мы терпели и наблюдали за немцами, учитывая общее положение вокруг (на фронтах Украины, оккупированной немцами и Добровольческой Армии Генерала Корнилова и Деникина на Дону и Кубани и в северной Таври — в Крыму).

По официальным (Городской управы и Воинского Начальника Екатеринослава) сведениям в нашем городе было зарегистрировано 40 000 офицеров и солдат бывшей Действующей Армии. Все проживали и устраивались по способности для своего существования (т.е. работа, питание и квартира).

Местным жителям было, конечно, легче устроиться на работу! Нужно объективно отметить, что по началу немцы относились довольно «благосклонно» к старым офицерам распавшейся Русской Армии, даже как бы предупредительно вежливо, забегая вперед, желая завоевать их сердца. Но, вообще же, русское бывшее офицерство и интеллигенция были враждебно настроены по отношению к немцам, внутренне сопротивляясь всегдашнему врагу нашего русского народа.

Были, конечно, исключения.  Я не имею в виду «самостийников» — петлюровцев,⁶Запись ПЛ : военных украинской или «украинизированной» армии, красные, белые, и поляки называли часто ошибочно Петлюровцами. В личных документах Иван Петрович Розов пишет : «После серии боев с бандами махновцев, самостийников -«синнежупанников», зеленых григорьевцев…». Ситуация на Украине была особенно хаотичной. Первая мировая война закончилась 11 ноября 1918 года. Гетман Скоропадский, лидер Украины, поддерживаемый немцами, в середине ноября 1918 года принял про российскую ориентацию и пытался установить контакт с Добровольческой армией. 13/14 ноября была создана Директория с целью свержения Скоропадского. Петлюра командовал армией Директории. 14 ноября Скоропадский объявляет о федерации Украины с (небольшевистской) Россией. Небольшие войска Скоропадского, состоящие из многих русских офицеров под командованием генерала Долгорукого, противостоят войскам Петлюры и терпят поражение. В то же время приказ (N° 64 от 25 октября) Добровольческой армии предписывал русским офицерам считать себя частью Добровольческой армии, что внесло дополнительную путаницу. Представитель Добровольческой армии в Киеве, генерал Ломновский, был арестован и отменил приказ, но отношения между русскими офицерами и Скоропадским ухудшились. 14 декабря русские офицеры Добровольческой армии прекращают конфликт, демобилизуются и вступают в Киев, за ними следуют войска Петлюры. В тот же день Скоропадский отказался от власти.принужденных своими политическими планами работать с немцами «не за страх, а за совесть!» но говорю о тех (к счастью редких) некоторых кадровых офицерах, которые шли (как бы из чувства злой обиды что «судьба «заставила черным трудом зарабатывать хлеб!) работать официантом с салфеткой под мышкой в кафе-ресторанах, обслуживая немецкого офицера, с гордым видом попивающего свое любимое баварское пиво!

Повторяю, что к счастью такие случаи были редки. Суровые меры по установлении внешнего и внутреннего порядка вызывали, конечно, у населения (в особенности среди бывших военных!) внутренние планы для возможности осуществления борьбы против немцев и за спасение России. Через свою осведомительную полицию немцы, естественно, почуяли настроение русских бежать в Добровольческую Армию к Корнилову, Деникину, что своим петлюровцам можно было сравнительно легко осведомить немецкое Командование.

И вот немецкие и петлюровские власти устроили полицейские кордоны по всей фронтовой линии Украины с целью препятствовать молодым людям призывного возраста покидать территорию Украины.

Приходилось ждать, организовывая под разными «вывесками» всяческие, то ли спортивные, то ли профессиональные общества. Когда анархия в городе начала разрастаться, поюли грабежи, убийства, да и внутренние политические дружины для своих внутренних целей, тогда пришла повелительная пора и нам, молодым военным, приступить к деятельному проекту осуществления наших патриотических планов.

Время становилось опасным. Темная завеса ложилась на Украину.

Грабежи и убийства пошли чуть ли не каждый день. И вот пользуясь привлечением бывших русских офицеров и солдат указом властей вступить в 8-ой Украинский корпус, полковником Островским была организована Екатеринославская Дружина для самозащиты и для несения караулов государственных учреждений (тюрьма, почта, банки и так далее).

В эту Дружину я и поступил. Четыре взвода

(по 30 человек) и почти что все военные. Были и гимназисты. Сразу же потренировались и пошли в дело караулы. Полковник Островский прибыл из Добровольческой Армии с поручением организовать Дружину.

И мы все (в прошлом, все товарищи по Реальным училищам и Гимназиям!) сразу же сдружились и спаялись. Немцы уже для нас не существовали преградой. Нужно было защищать наш Город, наши семьи от растущей анархии. Арестанты — выпущены 8-го Ноября по новому стилю (26 Октября по стар.)1918 г.

Осень уже дает себя чувствовать, и в большинстве случаев небо заложено снеговыми тучами. Часто начинает моментами падать хлопья снега, и сразу же тают. Ветер все время меняющийся. Но мороза еще нет.

Маршируя по городу молодыми голосами Добровольческие песни /»Скажи-ка дядя — ведь не даром Москва французу отдана?», «Взвейтесь, соколы, орлами -полно горе горевать!», «Вещий Олег» и другие/. Все горожане (интеллигенция, женщины, мужчины, молодежь школьная) — все с радостью приветствуют нас, приветливо маша нам платочками или просто ладошками.

И это в особенно «смутное время», когда может — быть у каждого под ложечкой сосет дума-тоска: Что будет завтра. Темная тень спускалась на наш славный Екатеринослав, как дамоклов меч, вися над головою каждого. К вечеру ближе начинали попукивать одиночные выстрелы.

Братья  Коля и Витя Ключинские.

Да, забыл сказать о моем товарище Коле Ключинском и о его младшем брате Викторе. Летом 1918-го года, в эпоху устроения петлюровцами и немцами барражей пограничной полиции, Витя Ключинский (гимназист 6-го класса 2-ой Екатеринославской Гимназии), вдруг исчез с горизонта. Его семья (Вера Петровна, Клемент Афанасьевич, Нэли и Муся) сами толком не могли точно узнать — где он? что с ним?

А мы же догадались, что он с некоторыми своими товарищами словчились проскочить кордон и укатить в Добрармью. Молодчина! А до этого он занялся рискованной коммерцией (тайно доставал американские Винтовки Винчестеры) и — это под страхом быть расстеленным на месте, если его поймает местная немецкая полиция!

И это он проделывал так: достав однажды два совершенно новых Винчестера, он их привязывал к ноге, по бедру вдоль туловища, а сверху надевал свои гимназические панталоны и так как он был высокого роста, то снаружи это было почти незаметно, а в карманах же своего летнего пальтишки проносил по несколько обойм с патронами.

И в таком виде он явился и к нам. Нужна была храбрость приносить так контрабандой военное оружие, ибо немецкие патрули моментами прогуливались по городу.

Ворота нашего Казенного Винного склада охранялись: один наш сторож бородач Василий, а другой — немецкий солдат с винтовкой. Я сам наблюдал, как происходило дело: я увидел через окно нашей квартиры высокую фигуру гимназистка в легкой шинели медленно шагающего по тротуару нашей Гимнастической улицы по направлению к входной калитке. Подойдя к воротам склада, он поздоровался со сторожем, который его хорошо знал. Часовой, видя молодое красивое лицо юноши, да и еще с приятной, склабящейся белыми зубами, улыбкой, пропустил Витю без малейшего колебания, и тот вошел во двор нашего склада.

И только тут, когда он повернул под углом в девяносто градусов к нашему дому, я заметил странную походку у Виктора: будто ему трудно сгибать колени. Дело выяснилось после того, как он медленно поднялся по лестнице на наш 2-ой этаж. Тогда я и забыл, что дней за десять до того я ему жаловался на то, что ныне, благодаря присутствию немцев и всей строгости циркуляции по улицам города, весьма трудно и прямо невозможно раздобыть военную винтовку для недалекого, быть может будущего, для предполагаемой борьбы с немцами и петлюровцами.

И вот, когда Витя вошел к нам, хохоча, что провел немцев и раз добыл необходимое оружие, то и выяснилось в чем было дело: это были два совершенно новеньких Винчестера под патрон нашей русской солдатской трехлинейки, да и еще по несколько полных обойм! Молодчина Виктор и герой! Через месяц пришло письмо от Виктора, что он в одной казачьей станице обучается военному и кавалерийскому искусству. Слава Богу!

Он вместе со своими молодыми товарищами «горит»: поскорей бы принять участие в боевом деле. Вот чем дышала наша славная русская, патриотическая интеллигентная молодежь! Что же касается его брата, Гардемарина Коли Ключинского, то ему оставался другой способ действия, так как Украина была вся оккупирована он совершенно легально проехал поездом в Киев.

Начало Ноября 1918г.

Что же касается меня, то я со своими товарищами пока что оставались в Екатеринославе, готовясь и ожидая развертывания дальнейших событий. Как я уже писал выше, к концу Октября по вечерам гражданам города было небезопасно по вечерам выходить могли их — (в особенности одиночек!)- не только ограбить, но и подрезать, а то и просто пристрелить.

В начале этого месяца у нас пробежал слух (по секретной информации), что с Дона от Генерала Деникина прибыл тайный «гонец» с письмом -Екатеринославской Дружине готовиться к прорыву на Дон!. Продолжая нести караульную службу по важным местам (тюрьма, почта, Городская Дума и другим местам) мы силились поддерживать в нашем городе хоть какой-нибудь порядок, но становилось уже труднее.

Арестанты были выпущены на свободу. Немцам — не до нас: у них идет между своими внутренняя расправа: сведение друг с другом личных счетов!

Имели несколько боевых стычек с «синежупанниками».

3а неделю до выхода из города один молодой поручик, студент Горного Института, был предательски застрелен петлюровским патрулем. Стоял густейший туман, это было ночью, когда оба патруля остановились по шуму шагов совсем на близком расстоянии один от другого, не видя (из-за тумана) даже силуэтов. «Кто идет? раздался петлюровский клич. Наш поручик –студент, узнал по голосу, окликавшего студента своего же курса и вопросительно спрашивает «Это ты Саша?». Вместо ответа последовал выстрел из кольта в упор, сразивший наповал нашего поручика.

Из-за политики — брат на брата пошел! Вот ужас гражданской войны! Фамилию убийца, к сожалению никак не могли узнать, ибо он был во враждебном стане, да при том еще и «штирый» самостийник, не признававший, что он сам русский же.

Начали на окраинах, поближе к Брянскому заводу, формироваться коммунистические вооруженные группы екатеринославских рабочих.

25 Ноября: Регистрироваться или не регистрироваться?

В связи со всеми событиями последнего часа и с предыдущем распоряжении Генерала Васильченко «о мобилизации всех бывших офицеров и солдат Старей Российской Армии, приглашаемых зарегистрироваться в 8-ой Украинский Корпус » узнали что, по слухам Комендатуры Екатеринославского Воинского Начальника, всех зарегистрированных воинских чинов в городе было 40 000 человек.

Среди всех «бывших», в особенности студентов Горного Института и, недавно открытого, Екатеринославского Университета (юридический факультет) возникли разногласия — регистрироваться или не регистрироваться для вступления в Петлюровскую Армию?

И был по сему поводу созван (25 Ноября) митинг: вступать или не вступать в ряды 8-го Украинского Корпуса? От нашего дружинника, доктора Григоровича, ярого идейного монархиста, пожелавшего вступить в нашу Дружину простым солдатом (с исполнением обязанностей доктора Медицины!), мы узнали много интересного о (вышеупомянутом «патриотическом» митинге), на котором он лично присутствовал и, даже, выступал с горячей патриотической речью — призывая колеблющихся вступать в Украинский 8-ой Корпус Генерала Васильченко! ⁷Запись ПЛ:Полковник Игнатий Михайлович Васильченко, на службе в Гетманской армии, занимался формированием 8-го украинского (гетманского) стрелкового корпуса в Екатеринославе. В Гетманской армии Васильченко был произведён в чин генерал-майора. В ноябре 1918 года генерал Васильченко не подчинился петлюровцам и 27 ноября 1918 года вывел большую часть 8-го украинского корпуса на юг для соединения с Добровольческой армией генерала Деникина. 

Пришедших на общий митинг было много: зал помещения был переполнен бывшими студентами-офицерами. Было много сочувствующих призыву доктора Григоровича, но еще больше было ловчил-шкурников, трусов!

Утро 2б-го Ноября 1918г.  Осада Почты.

С утра 2б-о Ноября погода стала совершенно осенняя. Все небо завалено свинцовыми тучами. Сильный порывистый ветер гнал низкие разорванные клубочки облаков, временами срывая отдельные пушистые хлопья снежинок. Падая на землю, они тот же час таяли. День был серый, предвещающий к вечеру снегопад.

Напившись в отчем доме чаю, накинул на себя длиннополую военную шинель моего родича Ивана Петровича Бутковского (Лидиного мужа), еще не вернувшегося с Румынского фронта и, сказав —до завтра! и быстренько вышел и трамваем поехал через весь город на Соборную площадь и дальше до конечной остановки у казарм Феодосийского и Симферопольского полков.

Там, во дворе было отдельное небольшое здание (около Гоголевской улицы), где помещалась наша Добровольческая дружина (полковника Островского). Ветер задувал под полы шинели, когда я подходил к входным дверям.

Отрапортовавши дежурному офицеру, поспешил в свой 3-ий взвод, капитана Вережникова (бывшего –павлона!). Разобрали винтовки, патроны (полные патронши), взяли один пулемет и, выстроившись, пошли в караул на Почту. Снег начал падать редкими хлопьями и когда неожиданно вдруг попадал за шиворот, то все тело вздрагивало от горячехолодного поцелуя растаявшей снежинки.

Но на душе было бодро и весело, в особенности, когда мы дружно, хором схватывали — «Скажи-ка, дядя …. «. Встречные пешеходы, радостно улыбаясь, приветливо махали нам платочками, или просто руками, кивая головами в знак благодарного сочувствия. И было незаметно, как мы быстро отмахали расстояние в несколько километров, отделяющих наши казармы от городской Почты, находящейся неподалеку от Губернаторского дома, что на проспекте. Почта была почти пустая там, где мы разместились.

У входа центрального в вестибюль поставили пулемет.

А сами же играли в шахматы, или у кого-то нашлась старая колода замусленных игральных карт! — просто в «дурака». Или обсуждали новости дня. Сколько времени продолжалось? — не известно. Только от наружного своего часового узнали о появлении на противоположном тротуаре нескольких кавалерийских всадников (петлюровцев, с «оселедцами» на головах), смотрящих в нашу сторону и о чем-то совещающихся друг с другом.

Петлюровский Ультиматум — «сдать почту»

У нас дали боевую тревогу, и все стали по своим, заранее установленным, местам. Приготовились к бою: зарядили пулемет и винтовки. И через окна  уставились на неприятеля. Вдруг, через некоторое время видим идущего к нам парламентера с белым флажком. Подошло еще человека два петлюровцев, и предъявили нам ультиматум — «сдать Почту! У нас много кавалерии! Сопротивление излишне!».

Парламентеры старались нас запугать. И, чтобы подтвердить истинность слов, они приступили к демонстрации: началось бесконечная карусель всадников вдоль противоположного нам тротуара. Головной всадник сворачивал на Садовую ул. (и все за ним!), объезжал Губернаторский дом сзади, затем сворачивал на Полицейскую улицу, выезжая вновь на Екатерининский Проспект влево и вновь, и таким образом дефилируя перед нами. Для нас, очевидность хитрости «штирых украинцев» была ясная. И мы, не принимая «ультиматума», молча стояли по своим местам, с указательным пальцами на собачках винтовок. Такая манифестация петлюровских казаков продолжалась около часу и нас не испугала.

А «синежупанникам» очевидно, наша «выдержка» не особенно пришлась по вкусу, а умирать в случае боя не хотелось! В общем «манифестация» мирно прекратилась, и нас оставили в покое

Уже сумерки давно перешли в темноту, только видно было, густо поваливший хлопьями снег. В воздухе наступила тишина. В это время начальник караула получил телефонное распоряжение: «Срочно сняться с якоря и возвратиться в казармы, но уже Симферопольского полка — это рукой подать от казармы нашей Дружины (Гоголевская улица!).

Возвращение в казармы.

На Проспекте, бульварах, мостовой лежало уже несколько сантиметров снега. Шли, как по ковру. Но было тепло, а под подошвами, на снегу сразу оставался темный водянистый след.

Сапоги снизу начали подмокать. Подходя к Городской Управе, у остановки городского трамвая, наша дружина, подтянувшись, вновь ударила хором «Взвейтесь соколы орлами» (наша любимая маршевая добровольческая песнь). Еще оставалось взять гору, и будем у себя дома, в казармах Симферопольского полка.

С левой стороны Проспекта оставили позади 1-ое Реальное училище. Вскоре минули (по нашей, правой стороне) здание Екатеринославской Духовной Семинарии, и немного выше свернули вправо на Стародворянскую ул. Затем, повернули влево на Гоголевскую ул., в конце которой (уже за Соборной площадью с Кафедральным Собором, вблизи Симферопольских казарм) был деревянный барак нашей Добровольческой Дружины.

Тишина в воздухе как-то особенно чувствовалась и подчеркивалась, бесшумно падающими крупными хлопьями снега.

У входа в помещение топтался на месте часовой Дружины. Через тускло освещенные окна казарм, видно было необычное шевеление дружинников, озабоченно перемещающихся внутри помещения.

Только что переступили порог входных дверей, как были встречены радостными сообщениями наших товарищей-дружиников :

«Забирайте полный боевой комплект боевых припасов, винтовочные патроны (по 250 штук), по две ручных гранат и собственную походную вещевую сумку. Сегодня в 12ч. ночи мы, в составе (бывшего) 8-го Украинского Корпуса под командой Генерала Васильченко, оставляем без боя Екатеринослав и выходим в поход, на юг, на соединение с Добровольческой Армией Генерала Деникина! «.

А пока срочно мы должны перейти в помещение пехотных Симферопольских казарм. Войдя в указанное нам помещение Казарм, наша Дружина разместилась по своим местам (койкам)! Все были приятно возбуждены новостью о предстоящем Походе.

Так как эта «весть» должна была сохраняться под величайшим секретом, то все отпуска были отставлены! Досадно! Хотелось бы, все же, на всякий случай, попрощаться со всеми своими. Кто знает, что ждет каждого из нас впереди!?

Вся зона наших казарм находилась под зорким и не усталым наблюдением своих часовых. Дозоры были выставлены вперед для большей безопасности от внезапных возможных атак «петлюровцев», в особенности под прикрытием ночной темени и отсутствия большинства газово-калильных уличных фонарей, оказавшихся умышленно и случайно сбитыми винтовочными выстрелами во время предыдущих боевых стычках с нашими противниками. Всеобщий разговор «на злобу дня» походил на жужжание пчелиного роя ульи. Передавались сведения о прибытии некоего Полковника «X» с Дона с письмом Генерала Деникина Командующему 8-м Украинским Корпусом Генералу Васильченко с приказом о выступлении в поход на соединение с Добровольческой Армией Юга России!

Брат Федя тоже здесь.

Было весьма оживленно, когда мы, сидя на своих койках, слушали этот «доклад очевидца».

Я сидел на краю своей койки, копаясь в своем вещевом мешке, справа меня сидел кадет и земляк Владимир Молчановский, правее его, другой кадет (его товарищ) Полтарацкий. Не знаю почему, но я наклонился за какой-то вещью и в это время вдруг в помещении раздался винтовочный выстрел и за ним последовал крик: ооой!

Над нашими головами просвистела рикошетная пуля и, ударившиеся в косяк оконной рамы, выбила кусок штукатурки с кирпичей. Выбитый кусок стены был размером моей ладоши. Не наклонись случайно ни я, ни Володя Молчановский, головы наши были бы размозжены! Ангел Хранитель спас нас!

Раненный в ногу, оказался жертвой своего же брата — гимназиста (добровольца), накануне вступившего в нашу Дружину.

Спустя некоторое время мы с Володей пошли в столовое помещение хлебануть горячего чая. Сколько времени просидели не знаю. Но только вдруг услышал голос зовущий меня — Мичман Розов! Я вскочил и увидел бегущего мне навстречу моего братеника Федю. Ты как? — спрашиваю его, так как я знал что он должен в Артиллерийских Казармах, что в противоположной части Екатеринослава, в конце Короткой улицы при впадении ее в степь.

Он радостно сообщает, что вместе с Стефиком Бандуровским (братом Маруси, жены Феди), с Женей Левицким и другими товарищами по 2-му Реальному Екатеринославскому Училищу (Имени Цесаревича Алексия) захватили два орудия с боевыми припасами и карьером прискакали к нам в Казармы.

 Что и говорить! Радость нашей встречи была большая, хотя и была грусть, от сознания, что Федя только недавно женившись, принужден был покинуть и жену, и весь родной дом! Он потащил меня в свое офицерское собрание, познакомил меня со своим высшим начальником Генералом Бенескулом.

Вернувшись в свою роту, был свидетелем еще радостного события: увидели и услышали шаги, входящей в нашу казарму, роты пехоты в полном вооружении, в папахах, совершенно осыпанных снегом, бодрых молодых солдат, ведомых молодым и боевым Капитаном Орловым. Рота пришла пешком, походным порядком, из уездного городка Новомосковска по левому берегу Днепра. Молодцы! Это было весьма бодряще нашу мораль, молодых добровольцев!

Часов в 9 вечера меня отправили в караул на дальний угол Севастопольского Кладбища недалеко от спуска в Жандармскую балку.

Ветер крепчал и своими шквалистыми порывами кружил вихрями, густо падающий снег. Мой пост оказался в дальнем углу кладбища, у уцелевшего газокалильного уличного фонаря, причудливо болтающегося в воздухе порывами ветра. Сноп белых лучей фонаря в форме овальных дисков перебегал из стороны, по капризу шквалистого ветра, создавая иллюзию бешеного танца теней. Я ходил взад и вперед по несколько шагов. С зада находилась кладбищенская стена. Все мое внимания было направлено на белый ковер снега, покрывающего весь спуск балки и теряющийся где-то внизу в сторону Днепра.

Глаза моментами уставали от напряжения. Мгновениями казалось, что какая-то согнувшаяся тень крадущегося человека перебегает с одного места на другое. Тогда, временами, я окликал: Кто идет?! Но ни мой сильный окрик, ни, другой раз, винтовочный выстрел, не слышны были, утопая в завываниях снежных шквалов.

А через другое мгновение все миражи исчезали. По наказу Караульного Начальника, гранатой можно было пользоваться только в виду действительного появления неприятеля. Приходилось продолжать шагать взад и вперед

Наконец увидел вдали, шагающую ко мне навстречу, караульную смену с Разводящим. Слава Богу, а то начал ощущать холод в пальцах ноги!

Вернулись в ротную казарму.

Вернувшись в ротную казарму, застали все в движении. Все суетились у своих коек, готовя свои вещевые походные сумки. Оказывается, был сообщен Командиром нашего Корпуса, Генералом Васильченко, приказ о выступлении в Екатеринославский поход! Уррра!

Тайна перестала быть секретом и вызвала в массе, пребывающих в казарме солдат всех рангов, заметное волнение, так как мало из зарегистрированных бывших военных имело желание выступать с Корпусом в поход.

Семейные и многие демобилизованные офицеры-студенты предпочитали оставаться со своими семьями в городе и стремились незаметно дать «тягу» и покинуть казармы.

Начальство усилило внешние караульные посты, дав распоряжение не выпускать из казарм на улицу никого! Но уже еще и до этого многие, и даже весьма, успели улизнуть в город. Мои товарищи рассказывали потом, как один бывший боевой, по виду — средних лет офицер, став на колени перед ними, в снегу, умоляя пропустить его к своей жене, детям! Так было неприятно видеть эту сцену, что они пропустили его, полагая в сердце своем — да какой из тебя может быть доброволец?!

В итоге, в Поход выступило всего 1100 человек, считая нескольких сестер милосердия и жен некоторых офицеров! Позор Екатеринославцам!

Стоя у своих коек и укладывая по своим походным сумкам необходимый багаж, я с Молчановским услышали громкий возглас: забирайте с собой побольше винтовочных патронов, пару ручных гранат и что нужно для похода. Берите что хотите в Цейхгаузе, так как, все лишнее будет оставлено в Казармах для, Екатеринославцев остающихся в городе, прежде чем цейхгаузне⁸цейхгауз : с немецкого, военная кладовая для оружия или амуниции. Цейхгаузный смотритель : каптенармус. заберет на другой день нашего ухода, спохватившийся неприятель, петлюровец!

Все ринулись в помещение цейхгауза, двери которого были раскрыты настежь. Каждый мог брать, что хочет, в зависимости от технической материальной возможности и необходимости. Поначалу было диковинно и любопытно наблюдать за всем вдруг происходившем. Добровольцы, идущие на возможную смерть в боях, поддались неожиданно коллективному психозу, грабящей революционной толпы — «бери — даром дают!».

К моему стыду и я очутился в таком положении: Видя, свисающий кусок фланелевой портяночной материи я схватил его с прилавка склада и побежал в свое помещение, как вдруг почувствовал, что, что-то меня резко дергануло, и я остановился. Оказалось, что другой, большой конец той же, навернутой на катушку, фланелевки (коричнево цвета, для портянок и для обмоток ножных), очутился в руках маленького полковника! Мы посмотрели друг на друга и, сообразив и смысл и ничтожество нашего поступка, посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись, бросив наш «груз» на пол обмундировочного магазина, решивши, вместо этого взять больше винтовочных патронов и, более подходящих случаю, продуктов.

• 1
  Запись ПЛ : Ключинский-поль Николай Климентьевич, Гардемарин Отдельных гардемаринских классов. Во ВСЮР и Русской Армии до эвакуации Крыма. Мичман (1920). Эвакуирован с флотом в Бизерту. Летом 1921 окончил Морской корпус. В эмиграции во Франции. Инженер. Ум. 28 апр. 1972 в Сент Авольде (Франция) (источник: С. В. Волков).
• 2
  Запись ПЛ:Песляк Виктор Францевич, р. 1896. Отдельные гардемаринские классы 1918. Во ВСЮР и Русской Армии до эвакуации Крыма. Мичман (24 фев. 1918). На 25 мар. 1921 в составе русской эскадры в Бизерте. В эмиграции к 1938 в Тунисе. Ум. 1983 в Тунисе. (Источник: С. В. Волков). Боголюбов, ? в 3-ей роте было два Боголюбова Петр и Михаил.БелослюдовБелослюдов Леонид В. Отдельные гардемаринские классы 1918 (не окончил, 1916). Во ВСЮР и Русской Армии. Мичман. В нояб. — дек. 1920 прибыл в Югославию на корабле «Владимир», вернулся в Константинополь. К лету 1921 в Константинополе. В эмиграции во Франции. Ум. 17 дек. 1939 в Марселе. (Источник: С. В. Волков).
• 3
  Запись ПЛ: ? в 3-ей роте было два Свенцицких Владимир и Вячеслав)
• 4
  Запись ПЛ: ЧУЛАНОВСКИЙ Иван Иванович, р. 1898 в Екатеринославе. Сын священника. Духовная семинария. Гардемарин Отдельных гардемаринских классов. В Добровольческой армии в Екатеринодаре, затем в Одессе, плавал на «Кубанце». В белых войсках Восточного фронта (прибыл на транспорте «Иерусалим») с начала 1919 в Морском училище во Владивостоке. Эвакуирован 31 янв. 1920 на «Орле». Корабельный гардемарин (2 апр. 1920 в Сингапуре). 27 окт. 1920 прибыл в Русскую Армию в Севастополь на посыльном судне «Якут». Мичман (10 дек. 1920; ств. 11 апр. 1920). На 25 мар. 1921 в составе русской эскадры в Бизерте, мар. — апр. 1922 командир посыльного судна «Якут». В эмиграции с 25 июля 1922 во Франции, с 1923 в Нью-Йорке, на 31 янв. 1944 и 20 янв. 1949 член Общества бывших русских морских офицеров в Америке. Окончил университет (1931). Инженер. Ум. 25 апр. 1972 в Лейквуде (США) (источник С. В. Волков).
• 5
  Запись ПЛ : «Синежупанники» — две украинские дивизии, сформированные после заключения Брестского мира по соглашению с украинской делегацией и при содействии Союза освобождения Украины на территории Германии из российских военнопленных украинского происхождения. Название дано по цвету верхней формы одежды — жупан.
• 6
  Запись ПЛ : военных украинской или «украинизированной» армии, красные, белые, и поляки называли часто ошибочно Петлюровцами. В личных документах Иван Петрович Розов пишет : «После серии боев с бандами махновцев, самостийников -«синнежупанников», зеленых григорьевцев…». Ситуация на Украине была особенно хаотичной. Первая мировая война закончилась 11 ноября 1918 года. Гетман Скоропадский, лидер Украины, поддерживаемый немцами, в середине ноября 1918 года принял про российскую ориентацию и пытался установить контакт с Добровольческой армией. 13/14 ноября была создана Директория с целью свержения Скоропадского. Петлюра командовал армией Директории. 14 ноября Скоропадский объявляет о федерации Украины с (небольшевистской) Россией. Небольшие войска Скоропадского, состоящие из многих русских офицеров под командованием генерала Долгорукого, противостоят войскам Петлюры и терпят поражение. В то же время приказ (N° 64 от 25 октября) Добровольческой армии предписывал русским офицерам считать себя частью Добровольческой армии, что внесло дополнительную путаницу. Представитель Добровольческой армии в Киеве, генерал Ломновский, был арестован и отменил приказ, но отношения между русскими офицерами и Скоропадским ухудшились. 14 декабря русские офицеры Добровольческой армии прекращают конфликт, демобилизуются и вступают в Киев, за ними следуют войска Петлюры. В тот же день Скоропадский отказался от власти.
• 7
  Запись ПЛ:Полковник Игнатий Михайлович Васильченко, на службе в Гетманской армии, занимался формированием 8-го украинского (гетманского) стрелкового корпуса в Екатеринославе. В Гетманской армии Васильченко был произведён в чин генерал-майора. В ноябре 1918 года генерал Васильченко не подчинился петлюровцам и 27 ноября 1918 года вывел большую часть 8-го украинского корпуса на юг для соединения с Добровольческой армией генерала Деникина. 
• 8
  цейхгауз : с немецкого, военная кладовая для оружия или амуниции. Цейхгаузный смотритель : каптенармус.